Глава тринадцатая. Мы обследуем несколько островов

Во второй главе уже упоминалось об основных типах деревьев, растущих на коралловых островах и создающих в отдельных местах почти непроходимые джунгли. Многие из этих деревьев заслуживают более подробного описания; кроме того, следует остановиться и на других видах, встречающихся значительно реже, но обладающих любопытными и редкими чертами и особенностями.

На многих островах пышно растут дынные деревья, приносящие крупные, сочные и ароматные плоды весом до восьми фунтов. Вкус этих плодов высоко оценивался во многих странах, но вряд ли существовал более горячий приверженец этих фруктов, чем Бэнфилд, которому мы опять предоставляем слово:

"Этот мягкий и сочный плод, созревший под благодатными лучами южного солнца, при полном обилии света и влаги, следует срывать очень осторожно, чтобы не повредить оболочку: ни в коем случае нельзя срывать его с короткого черенка, так как в образовавшееся отверстие проникнет воздух и вкус плода значительно ухудшится. Нужно аккуратно обрезать черенок и сразу же отнести благоухающий плод на стол. Особенное наслаждение доставляет он в прохладные утренние часы, причем плод дынного дерева составляет украшение любого, даже самого изысканного завтрака. Когда нож входит в пористую, желтовато-коричневую мякоть, на поверхности разреза выступают крошечные бесцветные капельки, свидетельствующие о том, что перед вами полноценный спелый плод. В сердцевине фрукта находится множество красивых темных зернышек. Некоторые слегка посыпают ломоть солью, другие предпочитают сахар или одну-две капли лимонного сока. Многие едят эти фрукты прямо с косточками, напоминающими своим запахом цветы настурции. Мудрые и солидные люди вкушают этот плод, во многих отношениях не имеющий себе равных на земле, в благоговейном молчании. Мякоть его отличается поразительной чистотой и свежестью, она передает мягкий, едва ощутимый аромат мускуса, одновременно и успокаивающий и слегка возбуждающий. Плод дынного дерева не вызывает чувства пресыщения и оскомины, как большинство сладостей, а наоборот, возбуждает аппетит. Этот фрукт является превосходной пищей, одновременно и насыщающей и оставляющей ощущение легкости и бодрости. Человек, съевший плод дынного дерева, сорванный в нужный момент и без всяких царапин и повреждений, чувствует себя великолепно и находится в веселом и радостном расположении духа. Женщины, питающиеся плодами дынного дерева, расцветают и хорошеют, а мужчины становятся более мужественными и сильными".

Из этого отрывка видно, что Бэнфилд по-настоящему любит плоды дынного дерева. Я не помню ни одного подобного дифирамба, написанного в честь любого другого лакометва, если не считать, пожалуй, устриц. Устрицы уже в течение многих веков считаются изысканным блюдом, и наши далекие предки произнесли по их адресу немало красивых слов и восторженных похвал. Вот что писал о благодетельном влиянии устриц на человеческий организм в первом веке нашей эры Плиний Старший:

"Пользуясь случаем, я хотел бы подтвердить, что устрицы действительно очень полезны с медицинской точки зрения. Они освежают желудок, восстанавливают расстроенный аппетит, являются приятным, но достаточно эффективным слабительным средством. Сваренные в смеси меда и вина, устрицы облегчают тенезмы^*, кроме тех случаев, разумеется, когда это вызвано язвой. Устрицы благотворно действуют и на болезни мочевого пузыря. Неочищенные и сваренные в собственной скорлупе устрицы превосходно излечивают ревматизм. Скорлупа устриц, прожаренная на огне и смешанная с медом, успокаивает боли при воспалении язычка и тонзиллярных желез. Эта же смесь успешно применяется при воспалении околоушных желез, появлении нарывов и опухолей, затвердении грудных сосков; разведенная с водой, она выводит морщины с лица, делает кожу у женщин значительно мягче и нежнее, помогает излечивать кожу после ожогов и является чудесным средством для чистки зубов. В соединении с уксусом эта смесь прекращает зуд и предотвращает появление сыпи. Сырые устрицы очень полезны при лечении золотухи и для людей с обмороженными ногами".

^* (Тенезмы - частые, болезненные сокращения кишечника.- Прим. ред.)

Было бы, однако, не совсем справедливо сравнивать выступления в одном жанре древнего автора и писателя нашего времени. В этом и нет особой необходимости, так как о достоинствах устриц ярко и красочно писал неизвестный английский автор в середине восемнадцатого века:

"Устрицы! При одном упоминании о них у меня появляется ощущение чего-то сочного и ароматного во рту; какое это прекрасное, полезное и вкусное блюдо, сколько радости доставляет оно в процессе еды, как легко чувствуешь себя после нее, как хорошо спится после сытного обеда из устриц! О, устрицы, я люблю вас больше всего на свете!

Устрицы содержат много питательных веществ, превосходно усваиваемых человеческим организмом, а вкус их доставляет невыразимое наслаждение. Съев несколько устриц, мы чувствуем себя бодро и легко, к нам приходит веселое и добродушное настроение, мы поистине становимся героями счастливой волшебной сказки. Лучше всего может оценить это человек, впервые в жизни съевший несколько устриц, так как уже через короткий промежуток времени после еды он испытывает такие ощущения, каких он никогда еще не знал".

Было бы преступлением усомниться в том, что автор этих строк очень любил устриц. Придется, вероятно, согласиться с тем, что плоды дынного дерева и устрицы являются пищей для богов и можно только пожелать читателю убедиться в этом самому. Я лично, соглашаясь со многим из того, что было сказано Бэнфилдом, все же предпочитаю устриц.

Плоды дынного дерева обладают одной очень любопытной особенностью; они смягчают самое жесткое мясо и улучшают его вкусовые качества. Это отнюдь не выдумка и не предрассудок, каким бы странным ни казалось мое заявление: у меня было достаточно возможностей проверить этот факт. Стоит положить на жесткое мясо несколько ломтиков сорванного плода или завернуть мясо в листья этого дерева, и оно становится исключительно мягким и нежным. Исследование этого любопытного свойства растения убедило меня в том, что в нем содержится особый фермент - папайатин, ускоряющий усвоение и переваривание мяса. Вероятно, в связи с этой их особенностью плоды дынного дерева широко и с большим успехом применяются врачами при лечении желудочных расстройств.

Свидетельствует ли это о преимуществах плодов дынного дерева перед устрицами? Я уже слышу голоса многочисленных любителей устриц, доказывающих, что и устрицы стимулируют ряд важных жизненных процессов в человеческом организме. К сожалению, у нас слишком мало времени для длительной дискуссии и пора уже вернуться к нашему путешествию по рифу.

Панданусы и их плоды

Глядя с некоторого расстояния на группу панданусов, можно подумать, что на ветвях у них висят большие ананасы. При ближайшем рассмотрении оказывается, однако, что сходство этих плодов с ананасами является чисто внешним. Панданус часто называют еще винтовой сосной, так как листья на нем располагаются по почти правильной спирали, оканчиваясь густым пучком на вершинах ветвей. Плоды этих деревьев достигают обычно десяти дюймов в длину.

В северной части Австралии панданус известен еще и под названием хлебного дерева, так как аборигены охотно используют его плоды для приготовления клейкого тестообразного "хлеба". Вскрытый спелый плод издает приятный аромат, внутренность его состоит из волокнистой и клейкой массы, довольно сочной и вкусной: в больших количествах есть ее, однако, невозможно, так как она быстро набивает оскомину и заклеивает нёбо.

Похожие на подпорки или ходули, корни дерева являются для него прекрасным основанием, так как панданус растет обычно в таких местах, где коралловый песок либо вымывается водой, либо уносится ветром и корни любой другой формы не смогли бы удержать дерево на такой зыбкой почве.

Мангровые деревья

Говоря о приспособленности корней деревьев к той или иной почве, нельзя не остановиться на нескольких видах мангровых деревьев, растущих в больших количествах на тех островах, где имеется вязкая, илистая почва. Мангровые деревья неразрывно связаны с илистыми отложениями и поэтому редко встречаются в южной части Большого Барьерного рифа, отстоящей сравнительно далеко от австралийского побережья и от устьев рек и ручьев, являющихся основными поставщиками ила и различных осадков. В северной части рифа эти деревья никогда не растут на коралловых островах, расположенных у наружного края рифа, где часто бушует океанский прибой, но заросли мангровых деревьев можно увидеть на островах, находящихся вблизи побережья.

Наиболее крупным и широко распространенным в этом районе является так называемое красное мангровое дерево, высота которого достигает пятидесяти-шестидесяти футов. С первого взгляда создается впечатление, что это дерево только что вытащили из грязи, а потом вдруг оставили и оно теперь торчит над землей, не будучи в состоянии ни погрузиться обратно, ни вырваться из нее совсем: ствол дерева начинается на высоте нескольких футов от земли, а густая разветвленная сеть корней, занимающая площадь в несколько квадратных ярдов, находится не в земле, как у остальных деревьев, а в воздухе. В густом лесу, состоящем из многих таких деревьев, двигаться совершенно невозможно. Черная, липкая, вонючая грязь не обеспечивает мангровые деревья достаточным количеством питательных веществ и деревья компенсируют это при помощи корней-подпорок, обнажающихся в период отлива, и совсем уж необычных воздушных корней, спускающихся прямо с ветвей дерева и лишь через некоторое время достигающих почвы. Но разветвленная сеть корней-подпорок имеет и другое назначение - она прочно удерживает мангровое дерево на месте и позволяет ему выдерживать самые свирепые штормы, когда на берег обрушиваются громадные волны и сильный, порывистый ветер.

Длинные и узкие семена развиваются непосредственно на дереве и достигают постепенно трех-четырех футов в длину; этим мангры отличаются от всех остальных деревьев, семена которых могут прорастать только в земле. Когда семена приобретают форму маленьких мангровых деревьев, они во время отлива опускаются к земле и входят своими концами в ил. Корни развиваются у них очень быстро, а вершина вскоре покрывается ветвями и листьями. В тех случаях, однако, когда молодое дерево отрывается от родительского ствола во время прилива, оно плавает на поверхности в вертикальном положении и уносится в море начавшимся отливом. Это молоденькое растение живет в таком положении в течение многих месяцев и в конце концов может обосноваться на илистой почве в нескольких сотнях миль от того места, где оно появилось на свет. Так обрастают зеленью илистые участки побережья.

Имеется и еще два-три широко распространенных вида мангровых деревьев, корни которых имеют аналогичное строение. Мангровые деревья играют большую роль в деле ограждения и закрепления илистых участков, стягивая к своим корням не только ил, но и всевозможный мусор и хлам. Постепенно почва становится тверже и выше, подступая к самым стволам мангровых деревьев. Последние, не выдерживая твердой земли, погибают от тех самых условий, которые они создавали на протяжении многих лет. Но теперь уже на их место приходят другие растения, не приспособленные к жизни в засоленной жидкой грязи, которую выдерживают только мангры, но быстро осваивающие каждый участок твердой почвы.

От описанных выше деревьев резко отличается белый мангр, высота которого составляет около тридцати футов. Растение это само по себе чрезвычайно любопытно, но мы ограничимся здесь описанием одной-двух наиболее ярких особенностей. Широко разветвленная сеть корней белого мангра залегает в почве почти у самой поверхности, а от корней отходит вверх множество воздушных корней-отростков. Длина этих отростков не превышает обычно восьми-девяти дюймов и напоминает высовывающуюся из грунта молодую поросль спаржи. Эти деревья также задерживают и уплотняют ил, и в их зарослях часто можно обнаружить множество устриц. На некоторых участках побережья Нового Южного Уэльса отростки корней белых мангров так густо усыпаны раковинами устриц, что при каждом шаге приходится наступать на них. Раковины погибших устриц также в какой-то мере способствуют уплотнению и закреплению илистой почвы.

Древесина белого мангра отличается крайне любопытным расположением годичных колец: волокна каждого нового слоя направлены совсем в другую сторону, нежели волокна предыдущего слоя, значительно усиливая, таким образом, общую плотность ствола - обстоятельство, весьма существенное для дерева, наклоняющегося иногда очень круто к земле.

Мнения многих ученых и путешественников в общем сводятся к тому, что заболоченные мангровые леса не представляют собой ничего интересного и привлекательного. Во время прилива эти леса, похожие на своеобразный зеленый забор между морем и сушей, кажутся на расстоянии довольно красивыми, но пребывание в них в период отлива, когда при каждом шаге человек проваливается по колено в трясину, не оставляет никаких приятных воспоминаний. Единственным утешением является огромное количество различных крабов, встречающихся в таких местах, но утешение это применимо только к тем, кто специально интересуется крабами, а таких людей совсем немного.

Такова в общих чертах картина растительной жизни на коралловых островах Большого Барьерного рифа. Растительность этих островов резко отличается от растительности островов материкового происхождения, так как последние в основном покрыты такими же деревьями и кустарниками, как и прилегающие к побережью районы Австралии. Общим для тех и других островов являются мангровые леса, растущие на большинстве заболоченных участков австралийского побережья и островов рифа. На островах материкового происхождения густыми рощами растут эвкалипты, акации, сосны, казуарины, широко распространенные и в самой Австралии.

Трудолюбивые зеленые муравьи

Знакомясь с растительностью кораллового острова, путешественник скоро обращает внимание на какие-то круглые, величиной примерно с футбольный мяч, кучки листьев, соединенных друг с другом своими краями. Перед нами жилища одного из самых интересных насекомых на свете - зеленого древесного муравья. Зеленые муравьи выделяются своей свирепостью, настойчивостью, трудолюбием и таким высоким развитием инстинктов, что иногда даже создается впечатление, что этот маленький подвижный муравей - самое разумное из всех низших животных. Для первого знакомста с этими насекомыми достаточно подойти поближе к шарообразному клубку листьев и слегка коснуться одного из них. Один за другим из дома начнут выбегать муравьи и через несколько мгновений мощные челюсти этих юрких насекомых мертвой хваткой вцепятся в кожу лица, шеи, рук незваного пришельца. После некоторых усилий можно разжать зубы вцепившегося во что-нибудь бульдога, но разжать челюсти зеленого муравья значительно труднее; даже когда удается оторвать его туловище, голова с плотно сведенными челюстями по-прежнему остается на теле своего врага.

Из-за чего же весь этот героизм? Что находится в небольшом домике из листьев, ради защиты которого муравьи выказывают столько отваги и самопожертвования?

Проявив необходимые терпение и осторожность, наблюдатель может увидеть иногда этих трудолюбивых насекомых за работой. В гнезде находятся яички и детеныши, нуждающиеся в крове, пище и защите. Зеленые муравьи строят свои домики из листьев, соединяя их края довольно необычным способом: при внимательном рассмотрении нетрудно установить, что они плотно стянуты тончайшими, но довольно крепкими шелковыми нитями. Зеленые муравьи, как известно, не вырабатывают шелк, откуда же взялись эти нити? Оказывается, их производят крошечные детеныши муравьев, используемые взрослыми насекомыми в качестве простейшего ткацкого челнока.

В строительстве гнезда принимает участие целая армия муравьев. Работают они дружно и словно по команде, притаскивая один за другим необходимое количество листьев. Когда два листа почти сходятся своими краями, часть муравьев бросается в "детскую комнату" и приносит оттуда множество младенцев, держа их посередине туловища головой вперед. Эти маленькие существа выделяют изо рта клейкую жидкость, быстро затвердевающую на воздухе и окутывающую вскоре личинку плотным коконом; в таких коконах личинка находится до тех пор, пока не превратится во взрослого муравья. Эту особенность личинок муравьиное "общество" широко использует при сооружении своих гнезд: поднося личинку поочередно то к верхнему, то к нижнему листу, муравьи вкладывают ей в рот их края и таким способом соединяют оба листа. Постепенно, после долгой работы, края листьев оказываются прочно и надежно пришитыми друг к другу.

Когда запасы клейкого вещества у одной из личинок иссякают, ее относят обратно в гнездо и вместо нее в работу включается другая. Так продолжается до тех пор, пока новый дом не будет окончательно построен.

Если два листа находятся друг от друга на достаточно близком расстоянии, позволяющем одному муравью одновременно ухватиться за края обоих, соединение их не представляет особых трудностей. Но такие благоприятные случаи встречаются очень редко, для строительства гнезда применяется много листьев, доставленных со сравнительно большого расстояния. Эти листья муравьи перетаскивают довольно любопытным способом, образуя своеобразные живые канаты. Большая группа муравьев собирается на поверхности листа, расположенного над тем, который предназначен для строительства. Один из муравьев хватается зубами за край и спускается вниз, другой пробегает по нему и обхватывает его за заднюю часть туловища, ко второму присоединяется третий, затем четвертый, пятый, шестой и так далее - до тех пор, пока последний не достигнет нужного листа. В случае необходимости листья соединяются несколькими такими живыми цепями. Когда все подготовлено к работе, муравьи начинают дружно подтягивать нижний лист к верхнему и делают это до тех пор, пока края листьев не смыкаются: в этот момент в работу включается другая группа муравьев, а затем и личинки этих насекомых, сшивающие края листьев уже знакомым нам способом.

Во время недавнего посещения острова Хеймен я наблюдал, как несколько таких живых цепей стягивали два листа, находившихся на значительном расстоянии друг от друга. В самый разгар работы группа муравьев, уцепившаяся за край нижнего листа, неожиданно потеряла равновесие и листья снова разошлись дюйма на два с половиной. В ту же минуту по каждой цепи сверху устремилось восемь-десять муравьев, быстро заполнивших разрыв и включившихся в общую работу.

Крупные листья требуются для строительства гнезд в меньшем количестве, но доставлять их значительно труднее, чем несколько маленьких листочков. Каждое гнездо обычно является убежищем для нескольких тысяч зеленых муравьев. Оборудование гнезда не заканчивается его наружной отделкой; после этого муравьи строят внутри всевозможные галереи и комнаты, поддерживаемые столбами и балками, соединенными друг с другом тем же способом, что и внешняя обшивка.

Зеленые муравьи являются совершенно исключительным явлением среди муравьев, отличающихся в целом многими интересными особенностями. Работа муравьев отнюдь не ограничивается строительством гнезд. Оказывается, эти маленькие существа занимаются довольно интенсивным молочным животноводством, заботливо ухаживая за крупными стадами тлей. Эти рыхлые маленькие создания, питающиеся листвой деревьев, вырабатывают медовый сок, который муравьи методично "выдаивают", слегка поглаживая спинки тлей своими усиками. Когда стадо начинает слишком далеко уходить от муравейника, в работу снова включаются личинки, создающие вокруг пастбища плотную шелковую ограду, подобно тому, как это делают пастухи и животноводы.

Несмотря на свирепый характер зеленых муравьев, аборигены Северного Квинсленда часто охотятся на них, употребляя их в пищу; личинки этих муравьев считаются даже большим лакомством. Обычно охотники срезают ветку, на которой расположено муравьиное гнездо, и энергично размахивают ей до тех пор, пока полностью не освободят гнездо от насекомых, после чего там останутся одни лишь аппетитные личинки. Другим способом является выкуривание муравьев из гнезда при помощи дыма. Иногда ветку с гнездом быстро опускают в протекающий поблизости ручей, откуда взрослые муравьи бросаются вплавь к берегу. Туземцы едят личинок сырыми, скатывая их предварительно ладонями в маленькие шарики. Иногда в пищу употребляются и взрослые муравьи: чаще всего их разминают и давят в воде, приготовляя кисловатый напиток, пользующийся у аборигенов большим успехом. Интересно отметить, что и многие туристы, привыкнув к этому странному напитку, при случае охотно употребляют его.

Зеленые древесные муравьи в больших количествах встречаются на многих островах Большого Барьерного рифа, независимо от того, какими деревьями эти острова покрыты.

Паук с удочкой

Когда современный рыболов отправляется на свой излюбленный промысел, он тщательно подбирает крючок, соразмеряя его величину с той рыбой, которую он рассчитывает поймать. Насадив на крючок наживку, рыболов забрасывает его в воду и терпеливо следит за движением поплавка. Вот, наконец, клюнуло, поплавок заколыхался, рыболов вытаскивает удочку... и на крючке ничего нет! Так повторяется несколько раз, наживка исчезает с поразительной быстротой, а улова все нет. В конце концов, потеряв терпение, рыболов направляется на отдых в ближайшее кафе, мучительно размышляя о причинах постигшей его неудачи: быть может, он недостаточно искусен в этом благородном виде спорта или крючок был слишком велик для хватавшей наживку рыбы. Интересно знать, что сказал бы такой рыболов, если бы ему предложили универсальный крючок, не только притягивающий к себе всю находящуюся на близком и даже на далеком расстоянии рыбу, но и хватающий ее с такой силой, что рыба уже не в состоянии вырваться на свободу. Думаю, что рыболов принял бы это предложение за не совсем удачную шутку и был бы, пожалуй, недалек от истины, так как подобных крючков пока действительно нет. Но на некоторых островах Большого Барьерного рифа встречается такой паук, который ловит свою добычу по описанному выше принципу.

Этот паук, известный под названием "королева-пряха" или "великолепный паук", связывает ночью два дерева крепкой нитью, от середины которой спускается на несколько метров к земле. Повиснув в воздухе, он свешивает вниз тонкую, но достаточно прочную нить, на конце которой находится крохотная липкая капелька; одна-две такие же капельки находятся в других местах нити. Поддерживая нить одной из лап, паук внимательно следит за всем происходящим вокруг; ждать ему приходится недолго, так как крохотные капли обладают какой-то особой притягательной силой для некоторых мотыльков. При появлении мотылька паук начинает энергично раскачивать нить с каплями, привлекая к ним внимание насекомого. Трудно понять, чем это вызвано, но, так же как и рыбы, мотыльки охотнее набрасываются не на неподвижную, а на движущуюся наживку, и раскачивание нити является поэтому важной составной частью всей охоты. Мотылек все ближе подлетает к приманке, касается ее и прочно прилипает к ней.

В ту же минуту паук быстро поднимает нить, поражает свою жертву каплей ядовитого вещества, подтягивает добычу к ротовому отверстию и начинает спокойно высасывать ее внутренности. Если одного мотылька оказывается недостаточным для удовлетворения аппетита паука, он снова спускает нить с каплями и продолжает свою охоту.

Паук этот имеет нежную кремовую окраску с разноцветными яркими пятнами: он был бы даже довольно красив, если бы не огромное брюшко, величина которого примерно в двадцать раз больше, чем сросшаяся с грудной клеткой голова. Весь паук имеет длину (пожалуй, точнее сказать - диаметр) около трех четвертей дюйма, обнаружить его было бы очень трудно, если бы не изготовляемые им крупные коконы - продолговатые сооружения трех-четырех дюймов в длину и около одного дюйма в диаметре центральной части. Обычно эти коконы свободно свисают с ветвей и листьев деревьев; они покрыты тонкой пленкой, напоминающей своим строением прочную папиросную бумагу. Под этой пленкой находится кокон меньших размеров, в котором содержатся откладываемые самкой паука яйца. Пространство между наружной пленкой и маленьким коконом заполнено мягкой прокладкой, состоящей из рыхлой волокнистой массы.

Инкубационный период длится около трех месяцев, после чего из яиц вылупляются крохотные паучки, немедленно начинающие пробивать себе путь к поверхности кокона. Выбравшись на свежий воздух, они быстро отталкиваются от кокона и планируют вниз: скорость спуска зависит при этом от силы ветра в момент прыжка.

Одна самка паука может заложить в течение сезона до шести коконов, каждый из которых содержит от четырехсот до шестисот яиц. Судя, однако, по сравнительной малочисленности таких пауков на рифе, можно предположить, что эти искусные охотники являются в то же время плохими парашютистами и что значительная часть молодняка гибнет при ударе о землю.

Муравьиный лев и его ловушки

По хитроумным приемам поимки добычи с пауком соперничает широко распространенный на рифе малоприметный муравьиный лев.

Прогуливаясь по коралловому песку в защищенных от ветра местах, часто можно увидеть на поверхности небольшие конусообразные углубления с крутыми склонами; диаметр такого углубления составляет обычно на дне около одного дюйма, а у основания углубления - около двух дюймов. Расположившись около такой необычной ямы и наблюдая за ней в течение некоторого времени, удается обнаружить, какая судьба постигает муравьев, перебегающих в непосредственной близости от углубления. Когда неосторожный муравей слишком близко подбирается к краю обрыва, рыхлый песок начинает осыпаться и муравей медленно сползает по нему вниз. Неожиданно со дна углубления начинает бить небольшая струя песка, обрушивающаяся сверху на насекомое и ускоряющая его падение. Когда муравей достигает дна выемки, оттуда высовывается пара клешней, хватает муравья и исчезает вместе со своей жертвой.

Если в этот момент быстро копнуть ножом или небольшой лопаткой песок на дне ямы, можно увидеть мелкое тускло-серое существо длиной около полдюйма; его покрытое многочисленными складками бесформенное туловище, состоящее из нескольких сегментов, оканчивается впереди парой заостренных, изогнутых клешней, длина которых составляет примерно третью часть туловища. Это существо называется муравьиным львом. При быстром вмешательстве удается иногда спасти жизнь попавшего в страшные клешни мирного муравья, так как самому ему не удалось бы вырваться на свободу: крепко зажав свою добычу клешнями, муравьиный лев постепенно высосал бы из нее все внутренности.

Взрослый муравьиный лев превращается в куколку и в течение довольно продолжительного времени находится в состоянии полной спячки. После этого из куколки вылезает красивое насекомое с удлиненным тонким туловищем и прозрачными легкими крыльями, совершенно не похожее на то отталкивающее, неприятное существо, с которым мы встречались раньше. Изменилась не только внешность муравья-льва, но и его характер: теперь он уже не сидит в яме, расставляя коварные ловушки другим насекомым, а весело порхает в ярких солнечных лучах, пытаясь найти себе подругу или друга. Глядя на это изящное и милое насекомое, бывшее не так давно столь грозным и жестоким разбойником, я невольно задавался вопросом о том, помнит ли оно о своей буйной, обагренной кровью многочисленных жертв, юности?