Сельдяной промысел в Белом море

Современное, крайне депрессивное, состояние беломорского рыболовного промысла обусловлено главным образом резким снижением уловов сельди. Естественно возникает вопрос: можно ли считать это явление исключительным, или нечто подобное наблюдалось и в прошлом?

Сельдь в качестве объекта специального промысла стала использоваться человеком значительно позднее других рыб и морского зверя. В Западной Европе сельдяной промысел появился впервые у берегов Испании только в XI в., а в Белом море, по-видимому, не ранее XV- XVI в., т. е. уже после сооружения Соловецкого монастыря и не без его инициативы. Массовый лов сельди сначала производился в районе Соловецких островов, а затем распространился по подчиненным монастырю погостам в Онежском, Кандалакшском и Двинском заливах. Основными центрами сельдяного промысла в то время были Соловецкие острова, устье Северной Двины, южная часть Онежского залива, Сорокская губа и западная часть Кандалакшского залива и в особенности губа Чупа.

Добываемая сельдь частично использовалась на месте, а частично сбывалась как на внутреннем, так и на внешнем рынке.

В начале второй половины XVIII в. русское правительство сделало первую попытку организации промысловой компании, которая должна была не только приступить к более эффективной эксплуатации промысловых запасов, но и применить более прогрессивные способы обработки и хранения рыбы. Начало деятельности этой компании роковым образом совпало по времени с новыми и еще мало понятными явлениями: резкими годовыми колебаниями в подходах сельди к промысловым участкам, отсутствию устойчивости в размерах уловов, что привело к обесцениванию основного капитала компании, и она вскоре вынуждена была прекратить свою деятельность.

Русская общественность весьма живо реагировала на неудачи этой компании, и в печати высказывались различные мнения об их причинах. Особый интерес для нас представляет высказывание безымянного автора (возможно это был А. И. Фомин) в статье "О рыболовстве беломорских сельдей", опубликованной в 1793 г. По мнению автора этой статьи, резкое снижение уловов беломорской сельди обусловлено выловом икряных рыб: ".... препятствуемое размножение в Белом море сельдей причиняет по временам в сем большом заливе Северного Океана великое оскудение в промысле изрядныя сей рыбы" (стр. 66). В приведенном отрывке статьи речь идет не только о возможных причинах снижения численности сельди, но и о периодичности этого явления, повторяющегося время от времени. При этом предполагалось, что восстановление численности беломорской сельди происходит следующим путем: "... возрождающееся изобилие сельдей наше Белое море из недр Северного Океана почерпает; где огромные киты, страшные неприятели и пожиратели сельдей, принуждают сию рыбу бежать и искать своея безопасности в разных малых морях".

Таким образом, совершенно очевидно, что уже не позднее конца XVIII в. было хорошо известно, что численность беломорских сельдей подвержена резким и периодическим колебаниям. Тем не менее, уловы в некоторые годы, как во время существования компании, так и после ее банкротства, достигали очень больших величин и нередко промысел прекращался из-за невозможности обработать добываемую рыбу. Такое положение не могло не привести к новой попытке организации крупного и централизованного лова: в 1803 г., опять при финансовой поддержке правительства, была организована "Беломорская сельдяная компания", которой было поручено также и ведение китобойного, и вообще зверобойного, промысла на Мурмане. Эта компания, созданная по инициативе архангелогородских промышленников, смогла просуществовать только 10 лет и, потеряв почти весь капитал, также прекратила свою деятельность. Э. Я. Веберман (1914) в качестве причин неудачи и этой компании на первое место выдвигает предательство наемных иностранных шкиперов и прямое жульничество управляющих. Серьезный удар компании был нанесен уничтожением ее единственного китобойного судна в устье Кольского залива, которое подверглось пиратскому нападению и было сожжено в 1805 г.

Еще одна попытка организации крупного промышленного лова беломорской сельди была предпринята в 30-40-х годах прошлого столетия И. А. Богуславом, поддержанным рядом государственных и торговых деятелей того времени. Однако правительство, напуганное неудачами двух предшествующих компаний, отказывалось выдать необходимое разрешение и денежную ссуду, и поэтому попытка И. А. Ботуслава оказалась безуспешной^*. Стараясь заинтересовать правительство идеей об организации этой компании, в одной из своих статей И. А. Богуслав (1846) сообщал, что в Белом море ежегодно добывается около 2 млн. пудов сельди (327.8 тыс. ц). В письме на имя архангелогородского генерал-губернатора в 1842 г. уточнялось, что ежегодно в Сорокской губе добывается от 0.9 до 1.2 млн. пудов и около 1 млн. пудов добывается в Кандалакшском заливе (Сидоров, 1870). Это первые из дошедших до нас фактических сведений о размерах беломорского сельдяного промысла.

^* (М. Сидоров (1870, 1879) упорно настаивает на том, что царское правительство не хотело передать промыслы в руки русских предпринимателей, которые будто бы и не просили какой-либо ссуды, а целиком полагались на собственные капиталы.)

Конец 40-х и начало 50-х годов ознаменовались резким снижением беломорских рыбных промыслов и бедственным положением поморского населения. Положение было настолько серьезным, что царское правительство вынуждено было специально командировать на Белое море Н. Я. Данилевского с заданием установить причины бедствия. По возвращении Н. Я. Данилевского специальная правительственная комиссия, заслушав отчет о командировке, пришла к выводу, что причиной снижения промыслов служит обмеление беломорских рек (Сидоров, 1870).

Интересно, что приезд Н. Я. Данилевского на Белое море совпал с массовым подходом сельди к некоторым промысловым участкам Онежского залива, где она до этого не появлялась уже в течение 45 лет. Это обстоятельство в значительной мере снизило остроту положения и вскоре снова появились сообщения о больших промысловых возможностях Белого моря.

Для второй половины XIX в. средний годовой улов сельди оказался значительно ниже, чем в период максимума в 40-х годах, но все еще достаточно высоким. В упомянутой работе М. Сидоров сообщал, что в Белом море ежегодно добывается около 450 тыс. пудов; это, по-видимому, несколько ниже действительного, так как при этом были учтены лишь уловы в губе Сорокской (250 тыс. пудов) и в Кандалакшском заливе (около 200 тыс. пудов), а уловы в южной части Онежского залива, составляющие до 100-120 тыс. пудов и в Двинском заливе - не менее 70 тыс. пудов, не приняты во внимание. Поэтому общий годовой улов сельди в Белом море для 60-х и 70-х годов может быть определен приблизительно в 650 тыс. пудов (106400 ц).

С конца прошлого столетия в нашем распоряжении оказались уже более или менее систематические сведения о годовых уловах сельди в Белом море^*.

^* (Разрозненные сведения о размерах беломорского сельдяного промысла имеются в следующих изданиях: Н. А. Варпаховский, 1902; А. П. Энгельгардт, 1896; Сборник статистико-экономич. сведений за 1908 и 1912 гг., П. Ю. Шмидт, 1921; А. Попов, 1923; Сев. хоз., 1923, № 4, 1924, № 4 и 12; Г. Глебов, 1924; В. Гринер, 1925, 1926, 1927; Н. Кожин, 1927; М. Сидоров, 1927; В. Шишков, 1927; Н. Я. Дмитриев, 1946. Кроме этого, использованы сведения, представленные в распоряжение автора Б. М. Тамбовцевым и А. А. Михайловской.)

Приведенные здесь материалы отнюдь не свидетельствуют о том, что в течение последних десятилетий, и даже столетий, наблюдалось неуклонное падение размеров рыбодобычи. Без особого труда лишь обнаруживается, что в течение изученного периода, охватывающего более чем 200 лет, шло почти неуклонное снижение уловов в наиболее благоприятные в этом отношении годы: исключение составляет только 1928 г., когда было добыто несколько больше, чем в предшествующий год максимума (1910 г.).

Величина годового улова зависит, конечно, не только от численности рыбы в водоеме, но и от многих других факторов, среди которых в первую очередь следует назвать организационные, политические, метеорологические и т. п. Поэтому, для более или менее правильной оценки изменений самой сырьевой базы беломорского сельдяного промысла лучше всего пользоваться средними годовыми уловами за ряд лет; в таком случае влияние различных случайных факторов в значительной мере сглаживается. Но и средние за ряд лет могут в большой степени зависеть от того, с какого года начинать расчеты. Чтобы избежать и этого субъективного фактора, анализ динамики уловов лучше всего производить способом вычисления так называемых скользящих средних. Этот способ широко применяется у климатологов при вычислении годовых колебаний различных метеоров, а среди ихтиологов, насколько мне удалось установить, он был применен лишь В. И. Мейснером (1920) при анализе динамики промысла семги.

Анализ динамики уловов беломорской сельди по способу вычисления скользящей средней по пятилетиям, показывает, что в течение последних 50 лет мы имеем дело с довольно широкой волнообразной кривой с максимумом в 20-х годах текущего столетия и с двумя минимумами: один в конце XIX - начале XX в. и второй, значительно более длительный, с начала 30-х годов и продолжающийся до настоящего времени (рис. 2), т. е. в течение почти 30 лет и охватывающий собой все районы Белого моря, чего до сих пор никогда не бывало. Можно предполагать, что предшествующий период минимума, хотя и находился на уровне современного, продолжался не более 10-15 лет, так как он мог начаться не ранее 1889 и закончился не позднее 1903 г. Известно, что еще в 70-х годах беломорская сельдь была довольно многочисленна, во всяком случае у Соловецких островов и в южной части Онежского залива промысел в это время был в расцвете (Пиге, 1873).

Рис. 2. Динамика уловов беломорской сельди. Скользящие годовые средние по пятилетиям

Все сказанное здесь согласно свидетельствует о том, что современное бедственное состояние беломорского сельдяного промысла нельзя считать явлением исключительным и что подобные явления, хотя чаще всего и меньшей продолжительности, неоднократно наблюдались и в прошлом. К тому, что уже сказано, добавим еще некоторые детали, которые будут нужны для понимания общей картины многолетних колебаний численности и уловов сельди в течение последних двух столетий. Резкое падение уловов наблюдалось в самом начале второй половины XVIII в., о чем свидетельствуют специальные высказывания А. И. Фомина (1788) и чисто историческое исследование В. Боголюбова (1913). В 80-х годах XVIII в. было, по-видимому, краткое, но резкое увеличение уловов, сменившееся в конце десятилетия новым снижением. В первой и даже в начале второй четверти XIX в. упадок беломорских промыслов, очевидно, продолжался. Издатель "Отечественных записок" П. Свиньин (1829), посетивший Соловецкий монастырь в 1828 г., сообщал, что в течение последних лет добыча рыбы сильно сократилась и население бедствует. В 1837 г. подобное же положение наблюдалось и в Мезенском заливе (Шренк, 1855).

О резком снижении беломорского сельдяного промысла в конце 70-х - начале 80-х годов прошлого столетия свидетельствует следующий исторический факт: в начале 80-х годов на "высочайшее" имя от 73 судовладельцев и промышленников Кеми, Сумского посада и Сороки было подано ходатайство о запрещении китобойного промысла у берегов Мурмана (Веберман, 1914). В этом ходатайстве утверждалось, что в Белое море сельдь загоняется китами и поэтому истребление их отрицательно сказывается на сельдяном промысле и приводит его в полный упадок. Интересно, что запрета на бой китов объявлено не было и они в ближайшее время в южной части Баренцева моря были почти полностью истреблены (см. очерк истории зверобойного промысла), а численность сельди, тем не менее, вскоре восстановилась. Новое падение численности и уловов сельди, наступившее в конце прошлого - начале текущего столетия, уже не могло быть объяснено истреблением китов, и на "высочайшее" имя снова посылается ходатайство - на этот раз о запрете на бой гренландского тюленя, который, якобы, выполнял по отношению к сельди ту же роль, что и киты.

Как видно, нет недостатка в материалах, свидетельствующих о периодических и глубоких колебаниях численности и уловов беломорской сельди. Схематически динамику уловов беломорской сельди в течение последних 200 лет можно представить в следующем виде:

Таким образом, в течение последних 200 лет было по меньшей мере 4 периода высоких и 5 периодов низких уловов беломорской сельди. К сожалению, отсутствие статистических данных не позволяет даже ориентировочно определить амплитуду этих колебаний и длительность их периодов, та же причина могла привести и к тому, что в нашем перечислении периодов упадка и возрождения беломорского сельдяного промысла далеко не полностью вскрыта истинная картина его динамики. Тем не менее, теперь уже с полным основанием мы имеем право утверждать, что современное депрессивное состояние беломорского сельдяного промысла нельзя считать явлением исключительным, так как оно имело неоднократные преценденты в прошлом.

Рассмотрим теперь материалы по промыслу сельди в отдельных районах Белого моря.

Как уже говорилось, одним из основных центров беломорского сельдяного промысла в прошлом считалась губа Сорокская и прилегающие к ней участки Поморского берега. Еще в середине XIX в. годовой улов сельди достигал здесь почти 200 тыс. ц. Характерной чертой этого участка Белого моря служат весьма частые и резкие колебания уловов, без ясно видимой закономерности и периодичности^*:

^* (Сведения о размерах сельдяного промысла в районе губы Сорокской содержатся в следующих печатных изданиях: Изв. Арх. общ. изуч. Русского Севера, 1910, № 19, 1911, № 3; Сев. хоз., 1923, № 4, 1925, № 4; Бюлл. рыбн. хоз., 1929, № 7-8.)

^** (За период с 1933 по 1954 гг. указаны величины годовых уловов на участке Поморского берега от с. Гридино до с. Нюхчи.)

Тем не менее, некоторые весьма важные обстоятельства могут быть замечены без особого труда. Прежде всего, уловы в течение XX в. никогда не достигали столь высокого уровня, как в середине XIX в.; далее, начиная с 30-х годов уловы сельди в самой губе Сорокской, бывшей еще недавно центром промыслового района, сократились до предела, и основная масса сельди стала вылавливаться в других участках; наконец, имевшиеся в нашем распоряжении материалы свидетельствуют о том, что период депрессии промысла, начавшийся в 30-х годах, обусловлен главным образом резким уменьшением количества сельди, а иногда и полным ее исчезновением в самой губе Сорокской.

Обработка материалов об уловах сельди в районе губы Сорокской способом вычисления скользящей средней по пятилетиям показала, что с конца 30-х годов промысел несколько оживился (с 3700 он поднялся до 10000 ц) и до начала 50-х годов находился на сравнительно высоком уровне. Но даже наибольшие уловы в течение этого благоприятного периода были примерно в 20 раз меньшими по сравнению с уловами в середине прошлого столетия. Таким образом, в этом участке Белого моря наблюдается та же картина, которая характерна и для всего водоема в целом.

В отдельных районах Белого моря изменения численности и уловов сельди имеют свои закономерности и нередко идут в противоположных направлениях.

В южной части Онежского залива в свое время в значительном количестве добывалась так называемая "покровская" сельдь. Выше уже говорилось, что в прошлом для этой формы сельди были характерны не только годовые колебания численности, но и практически полное исчезновение на десятки лет (Данилевский, 1862).

С конца прошлого столетия годовые уловы покровской сельди могут быть представлены в следующем виде^*:

^* (Сведения о размерах промысла "покровской" сельди содержатся в следующих печатных изданиях: Вайванцев, 1923; Сев. хоз., 1924, № 10 и 11; Бюлл. рыбн. хоз. 1927, №7.)

К этим материалам следует еще добавить, что примерно до 1933 г., в годы, пропущенные в нашем перечне, промысел "покровки" обычно не производился вовсе или из-за слишком малой её численности, или из-за полного отсутствия. Таким образом, для этого участка Белого моря характерны два обстоятельства: наличие длительных периодов депрессии промысла (как это было в первой половине прошлого столетия), когда сельдь практически совершенно отсутствует, и резкие и нерегулярные колебания уловов в другое время.

Наличие длительных периодов глубокой депрессии сельдяного промысла, очевидно, характерно и для других участков южной половины Онежского залива. Так, например, А. Г. Слезкинский (1896) сообщал, что местные жители вовсе не ловят сельдь в губе Мало-Шуйской, так как она не заходит туда уже десятки лет.

В Двинском заливе была хорошо известна сельдь "устьянка". В начале прошлого столетия в Сухом море и по Никольскому рукаву Севера ной Двины ежегодно добывалось около 11500 ц этой рыбы (Пушкарев, 1844); в настоящее же время она очень малочисленна и ее хозяйственное значение ничтожно (Марти, 1952). В этой связи можно указать, что во всем Двинском заливе в течение 1933-1941 гг. в среднем добывалось 5400 ц в год; в том числе на долю "устьянки" приходилось очевидно ничтожно малое количество.

Рис. 3. Распределение сельдяного промысла в Белом море. А - в середине XVIII в. Б - зимний лов в местах преднерестовых скоплений в 20-х годах текущего столетия. В - весенний лов на нерестилищах и осенний лов в местах откорма в 20-х годах текущего столетия

В течение прошлого столетия ведущее положение в беломорском сельдяном промысле занимал Онежский залив и особенно Сорокская губа, где уловы достигали, как уже сказано, почти 200000 ц; в Кандалакшском заливе в это же время добывалось до 150000 ц. Главными местами массового сельдяного промысла были тогда Сорокская губа, Кандалакшский залив и Унская губа (рис. 3, А). Добыча сельди производилась и в других местах, но главная масса товарной сельди шла из этих трех пунктов (Антонов, 1852). В последующие годы численность сельди в этих районах сильно сократилась, и это привело к более или менее равномерному распределению промысла почти по всему побережью. В 20-х годах текущего столетия зимний лов в местах преднерестовых скоплений производился в предустьевых участках Северной Двины, в Унской губе, в южной части Онежского залива (Кянда, Тамица, Покровское, Онега, Ворзогоры), Сумской и Сорокской губах. Весенний лов на нерестилищах, летний и осенний лов в местах откорма производился в Сухом море, вдоль всего Летнего берега (включая и Унскую губу), вдоль Лямицкого, Поморского (кроме губы Сорокской), Карельского и Кандалакшского берегов (рис. 3, Б). Кроме этого, небольшое количество сельди добывалось еще в районе устья реки Варзуги на Терском берегу, реки Золотицы на Зимнем берегу и у берегов Соловецкого острова (Скворцов, 1928). Значение отдельных районов в беломорском сельдяном промысле в течение XX в. не оставалось постояннным, что хорошо видно из сравнения средних годовых уловов по десятилетиям (в ц):

В 30-х годах по количеству добытой рыбы на первом месте стоял Кандалакшский залив, тогда как десятилетием раньше он уступал Онежскому заливу. В последующие годы наиболее сильно сократились уловы в Кандалакшском заливе, а в Онежском заливе в 40-х годах они даже стали несколько выше, чем в 30-х годах. Медленно, но неуклонно снижались уловы в Двинском заливе, а в Мезенском заливе средние годовые уловы в течение обоих десятилетий оказались равными. Все это свидетельствует о том, что в каждом районе Белого моря изменения численности и уловов сельди в какой-то мере самостоятельны и определяются не только общими условиями водоема, но и местными факторами.

Особый интерес представляет собой история сельдяного промысла около Соловецких островов. Прежде всего заметим, что основатели Соловецкого монастыря захватили для себя наиболее богатый рыбой район, где задолго до них были развиты рыболовство и зверобойный промысел и слава о котором шла далеко за пределы Белого моря (Ключевский, 1867).

Еще в XVI в., т. е. после более чем столетнего существования монастыря, G. Герберштейн в своих "Записках о Московии" (1556 : 26) сообщал о беломорской сельди, что "она около Анзерского Соловецкого острова, где находится тучный корм, вылавливается жирной и вкуснейшей из всех беломорских промыслов". Заметим, что С. Герберштейн говорит здесь о промысле сельди у берегов Анзерского, а не Соловецкого острова. По-видимому, лов сельди у берегов Соловецкого острова производился и тогда, но наибольшее количество рыбы очевидно добывалось около Анзерского острова в губе Троицкой. В начале второй половины прошлого столетия А. П. Пошман (1866) сообщал, что у Соловецких островов (т. е. Анзерского и собственно Соловецкого) за десятилетие с 1850 по 1859 г. добывалось от 82 до 246 ц сельди в год, в среднем ежегодно вылавливалось лишь 140 ц. Несколько позднее А. Пиге (1873) утверждал, что около Соловецких островов сельди ловится так много, что ее хватает не только для питания многочисленного монастырского населения (летом до 5000 человек), но и для ежегодного вывоза в Архангельск около 5000 пудов (820 ц). Вслед за этим И. К. Тарпани (1891) писал, что промысел на Соловецких островах непостоянен и в некоторые годы из-за отсутствия сельди его не бывает вовсе; обычно же в год добывается около 2000 пудов (328 ц), в 1889 г. добыто 213 ц, а в 1890 г. только 131 ц. Несколько более подробные сведения о промысле Соловецкой сельди имеются в работе З. А. Бородатовой (1928). Лов сельди производится здесь с июля по октябрь или ноябрь на тоне Кремлевской, расположенной в Монастырской бухте (гавань Благополучия), и на тоне Березовой, расположенной на юго-восточном берегу острова (о промысле около Анзерского острова З. А. Бородатова даже не упоминает). В 1925 г. было добыто 589, в 1926 г. 155 и в 1927 г. 183 ц. В последующие годы какие-либо крупные хозяйственные организации на Соловецких островах не существовали и организованного промысла сельди там не было. Поэтому сказать что-либо о промысловых возможностях в этом районе Белого моря представляется затруднительным. Судя же по тому, что сюда очевидно приходили на откорм сельди, нерестящиеся в других местах, а собственно Соловецкого стада сельдей не существовало (Бородатова, 1928), можно предполагать, что и здесь численность этой рыбы сильно сократилась.

Еще не так давно запасы беломорской сельди объявлялись "нетронутыми богатствами" (Краев, 1924), способными ежегодно давать до нескольких миллионов центнеров товарной продукции (Шмидт, 1921). В 30-х годах текущего столетия считалось, что при правильной организации промысла годовая добыча сельди может быть доведена до 400 000 ц (Сутырин, 1932), но вскоре и эта цифра стала казаться преувеличенной и она была снижена до 160 000-240 000 ц (Аверинцев, 1934; Дмитриев, 1935), а ныне о возможности таких уловов уже никто не говорит. Напротив, считается почти общепризнанным, что численность беломорской сельди подорвана слишком интенсивным промыслом; особенно губительным признается весенний промысел на нерестилищах (Марти, 1952; Михайловская, 1956, и др.). Впрочем, мысль эта вовсе не новая и, как уже говорилось, впервые была высказана более 150 лет назад (стр. 13), но не получила подтверждения на фактическом материале. В самом деле, если решающим служит промысел на нерестилищах, то снижение численности беломорской сельди должно происходить только там, где такой промысел производится. Между тем, выше было уже показано, что в течение последних столетий снижение численности беломорской сельди было повсеместным. Кроме этого, представление о решающем значении весеннего промысла на нерестилищах вовсе не может быть в какой-либо мере увязано с установленной периодичностью в колебаниях уловов сельди. И, наконец, остается вовсе без объяснения факт исчезновения сельди в целом ряде таких участков Белого моря, где вылов размножающихся рыб не производился никогда. Кажется очевидным, что не только причины колебаний уловов беломорской сельди, но и главные причины общего снижения ее численности следует искать вне характера и интенсивности промысле.

Этот заключительный тезис нашего обзора в самое последнее время нашел подтверждение и в результатах запрета на весенний промысел нерестующей сельди. Известно, что введение охранных мероприятий в тех случаях, когда решающим фактором численности служит слишком интенсивный промысел, приводит к быстрому и неуклонному ее восстановлению. В западной части Кандалакшского залива запрет на весенний промысел нерестовой сельди введен с 1950 г. и базировался на стремлении оградить от вылова высокоурожайное поколение 1948 г. Предполагалось, что это поколение, достигнув половой зрелости в 1950 г., вместе с поколениями предшествующих лет, даст еще более урожайное поколение, а в последующие затем годы численность сельди легко достигнет предельно высокого уровня.

Действительность полностью опровергла такого рода предположения: за истекшее с момента введения запрета десятилетие только поколения 1953 и 1958 гг. оказались высокоурожайными, а общая численность сельди остается по-прежнему на крайне низком уровне.

Установлено, что следствием запрета явилось накопление в популяциях рыб старших возрастных групп, но общего увеличения численности - ради чего запрет и вводился - не произошло. Кроме этого, по мнению С. В. Аверинцева (1927), увеличение количества рыб старших возрастных групп и уменьшение или даже отсутствие молодых служит свидетельством неблагополучного положения с воспроизводством численности.

Изменения промысла, происшедшие вследствие запрета, можно продемонстрировать на конкретном примере. В губе Чупе и в прилегающем к ней районе сельдь локального стада не образует и представляет собой часть общего стада мелких Кандалакшских сельдей. Поэтому введение здесь запрета с некоторым запозданием (с 1956 г.) не может помешать получению правильного представления о его последствиях.

Годовые уловы сельди в губе Чупе, по материалам Лоухского рыбокомбината, могут быть представлены в следующем виде:

Как видно, сравнительно высокие уловы (более 2000 ц) в этой части Кандалакшского залива приходились на 1933, 1936, 1944, 1955 и 1956 гг.

Обращает на себя внимание тот факт, что в 1956 г., когда уже был введен запрет на лов нерестовой сельди, рыбы было добыто столько же, сколько в 1933 г., когда промысел ничем не ограничивался. Начиная с 1945 по 1954 г. уловы почти неизменно стояли на низком уровне, подобное же положение сохраняется и после 1956 г. К сказанному можно еще добавить, что если за десятилетие до введения запрета в Кандалакшском заливе образовалось четыре высокоурожайных поколения (1940, 1942, 1943, 1948 гг.), то за десятилетие после его введения - только два (1953 и 1958 гг.).

Таким образом, поскольку десятилетний период запрета на лов нерестовой сельди положительного эффекта не дал, то это может служить еще одним аргументом в пользу нашего вывода о том, что современное депрессивное состояние численности беломорской сельди имеет в своей основе причины, посторонние промыслу.

Изложенный выше материал позволяет сделать следующие выводы:

1. Уловы сельди в Белом море подвержены резким годовым колебаниям, идущим в определенной последовательности. В течение последних 200 лет было по меньшей мере 4 периода высоких уловов и 5 периодов низких уловов.
2. Одновременно с этим в течение последних 200 лет амплитуда колебаний уловов беломорской сельди постепенно затухает за счет резкого уменьшения добычи в наиболее благоприятные годы.
3. Годовые колебания уловов в различных участках Белого моря нередко асинхронны.
4. В течение XIX и XX вв. в некоторых пунктах Белого моря сельдь или исчезла совсем, или настолько сократилась в численности, что потеряла там промысловое значение (некоторые губы Поморского и Карельского берегов, Троицкая губа на Анзерском острове, Сухое море в Двинском заливе, Унская губа и др.).
5. Наличие периодичности в колебаниях уловов, общее снижение амплитуды этих колебаний и исчезновение промысловых косяков сельди в некоторых пунктах Белого моря ставят под сомнение возможность объяснения наблюдающегося снижения численности рыбы только губительным действием весеннего промысла на нерестилищах.