Глава 18. Продавец счастья

К концу июня 1953 года ход переговоров с французами почти не оставлял сомнения в том, что они не разрешат мне работать в их водах самостоятельно. Я собрал на Коморских островах важные сведения, но меня тревожило, что с тех пор еще не поймали ни одного целаканта. Утешало лишь то, что французские власти, по слухам, объявили такое же вознаграждение, как и я, - 100 фунтов, - чтобы поощрить местных рыбаков. Но разве этого достаточно? Не зная точно, что предпринимают французы, я никак не мог отделаться от мысли, что должен сам искать, убедиться - действительно ли целаканты обитают в этом районе. Если бы не разрыв со Стэттердом, если бы мне вообще удалось вовремя получить подходящее судно, я при всех обстоятельствах отправился бы в западную часть Индийского океана. И за пределами французских вод есть множество мест, заслуживающих внимания. Нет, положительно я не могу сидеть дома, пока не найдена родина целаканта!

Возрождая в памяти напряженный и трудный период - середину 1953 года, - я прежде всего вспоминаю страшное, гнетущее бремя ответственности. Поиски родины целаканта - одно дело; но ведь я отвечал за маланию! У меня был единственный в мире сравнительно полный экземпляр, и его следовало по возможности сохранить в неприкосновенности как историческую реликвию. Конечно, надо считаться с интересами научного мира, но если найдут другие экземпляры, этот можно не трогать. А если не найдут? Вправе ли я впредь, как скупой рыцарь, ревниво хранить свое сокровище? Душа рвалась на части, и я видел только один выход: найти еще целаканта, много целакантов, возможно больше и возможно скорее. День и ночь эти мысли и заботы отравляли мне жизнь, и когда окончательно рухнули надежды организовать экспедицию в 1953 году, я чувствовал себя как дикая птица в клетке. Да, моя свобода ограничена - но я не разбит!

В памяти отчетливо жил рассказ мозамбикского рыбака о рыбе, которую он поймал в Базаруто. Все говорило за то, что это был целакант. Пусть я не могу попасть на Коморские острова, зато у меня очень хорошие отношения с португальцами, и путь на Базаруто мне открыт. Я уже побывал там, но это было давно, к тому же я тогда не смог поработать так, как следовало бы в таком богатом районе. Стоит вернуться и досконально его изучить.

Я обратился в СНИПИ, и Совет разрешил мне использовать часть средств "целакантовой экспедиции" для работы в районе Базаруто. Португальские власти, как всегда, с величайшей готовностью быстро сделали все необходимое, чтобы я в сентябре-октябре 1953 года мог приступить к поискам.

Перед тем как отбыть в Мозамбик, я получил из Солсбери письмо, датированное 3 августа 1953 года, от Дж. Ф. Картрайта. Он писал, что в октябре-ноябре 1952 года занимался на острове Малинди подводной охотой и видел там, в частности, наш отряд. После нашего отъезда он однажды, нырнув с подводным ружьем возле рифа, увидел вдруг под собой большую рыбу, один вид которой нагнал на него страх. Огромная пасть, во всей внешности что-то "зловещее и древнее"... Вот его слова:

"Это была здоровенная рыбина, весом около 50 - 70 килограммов. Она совершенно отличалась от всех рыб, встреченных мной до и после того. У нее был очень злобный вид, и казалось, что ей не меньше тысячи лет. Глаза крупные, но больше всего мне запомнилась мощная чешуя, напоминающая броню; такой чешуи я не видел ни у одной рыбы".

Несмотря на грозный облик рыбы, Картрайт все же отважился по ней выстрелить. Но гарпун скользнул по чешуе, и чудовище исчезло.

Вернувшись на берег, Картрайт рассказал о странной рыбе другим рыбакам. Они решили, что ему попался большой морской судак, но с этим семейством Картрайт был знаком хорошо и не сомневался, что судак тут ни при чем. Уже чешуя говорила против такого предположения. Так рыба и осталась неопознанной.

Вскоре по возвращении в Родезию Картрайт впервые увидел в газетах фотографию целаканта. Его сразу поразило сходство целаканта с "малиндийским незнакомцем". Затем Картрайт побывал на юбилейной выставке в Булавайо и, к своей радости, увидел там модель целаканта (ист-лондонского) в натуральную величину. Здесь сходство еще больше бросилось в глаза. Картрайт попробовал взглянуть на модель под тем же углом зрения, под каким видел загадочную рыбу, и почти совершенно уверился в том, что встречался с настоящим живым целакантом. Что я думаю по этому поводу?

Что же, во всяком случае ясно одно: если Коморские острова - современная родина целаканта, то Малинди намного ближе и легче достижим, нежели Ист-Лондон, куда добрался по меньшей мере один целакант. Базаруто находится между Малинди и Ист-Лондоном; таким образом, сообщение Картрайта могло служить подтверждением рассказа рыбака. Наконец, исходя из того, что я знаю о рыбах западной части Индийского океана, трудно представить себе рыбу, которая более отвечает описанию Картрайта, чем целакант^*.

^* (Следует упомянуть, что кое-кто подвергает сомнению возможность встречи Картрайта с целакантом, ибо, по французским данным, первый пойманный живым целакант боялся света. (См. приложения.))

Так как французы не разрешали иностранным ученым работать в их водах, Научный совет для Африки (одна из его функций - координировать научные изыскания южнее Сахары) занялся вопросом о международной экспедиции. Совет учредил комиссию в составе доктора Милло (Франция), доктора Уорсингтона (Англия) и меня. Мы должны были встретиться в Найроби в конце октября 1953 года.

А в начале сентября мы с женой и одним нашим другом, ученым Х. Й. Кохом, отправились в Мозамбик.

Наши исследования на Базаруто и других островах, а также на Понте-де-Барра-Фальса дали чрезвычайно интересные и богатые результаты, но целакантов мы не нашли. Что ж, не оправдалась еще одна надежда, только и всего. Но я каждый день возвращался в лагерь без целаканта, и это усугубляло мое уныние. Когда же это кончится? Когда я избавлюсь от двойного бремени: необходимости решить судьбу имеющегося экземпляра и неопределенности ожидания, поймают ли на Коморских островах еще целакантов?

Предстоящее заседание комиссии в Найроби меня ничуть не радовало. Я предчувствовал, что мое страстное желание продолжать поиски не встретит отклика, что оно увязнет в тысяче формальностей и технических вопросов. Подобные вещи случались и раньше, но сейчас все гораздо сложнее: ведь Коморы - чужая территория, закрытая для меня.

Во время экспедиции мы жили совершенно изолированно, если не считать случайного визита на маяк на северном мысу Базаруто. К концу нашего пребывания в этом районе мы однажды сошли на берег материка и застали местных жителей в необычайном волнении. Был отлив, один рыбак отправился на разведку к большой грибовидной глыбе коралла и обнаружил укрывшуюся в мутной воде огромную "гаррупу" (морской судак). Ему удалось ее прикончить. Она весила почти сто килограммов; этакий исполин - в мелкой луже! Мы смотрели и переживали, тут подошел китаец, говоривший по-португальски, и рассказал, что радио накануне передало, будто французы поймали какую-то необычную крупную рыбу. В передаче упоминали мое имя; вот он и прислушался, зная, что я работаю на здешних островах. Вот это новость! Где же ее поймали? Кажется, на Мадагаскаре, но он не уверен. А называется - целакант? Вот-вот, совершенно верно.

Взрыв бомбы не произвел бы на меня такого впечатления. Увы, сколько мы его ни допрашивали, он больше ничего не мог добавить. Мы тотчас обошли всех, у кого были приемники, но мало что выяснили в дополнение к уже сказанному.

Хотя я еще не был совершенно уверен - трудно ли ошибиться! - мне казалось, что я разом помолодел на много лет. Уточнить было негде, газеты доходили сюда с опозданием на шесть дней. И только неделю спустя, вернувшись в цивилизованные места, мы узнали, что действительно пойман целакант, что его поймали на Коморах и притом как раз на Анжуане!

Всю жизнь буду помнить чувство величайшего облегчения, которое принесла мне эта новость! С души свалилось невыносимое бремя. Значит, верно - они обитают там! Конец огромному напряжению, я могу сохранить маланию. Теперь только вопрос времени, когда ученые-специалисты дружно примутся выпытывать секреты далекого прошлого, исследуя строение и ткани неповрежденного целаканта. Мысленно я уже видел очередь нетерпеливых людей перед сосудом, из которого живой целакант лукаво поглядывает на своих потомков, таких же "дегенеративных"^*, как он сам.

^*(Этим словом некоторые ученые определяют виды, которые не эволюционируют в другие, новые виды. В этом смысле целакант и homo sapiens попадают в одну категорию.)

Два в одном и том же месте. Значит, там их родина, долгожданная цель достигнута. Теперь основное бремя ляжет на плечи французов. Закрывая мне доступ в свои воды, они конечно же были не правы. Ведь то, к чему они преградили мне путь, нужно было мне не для себя, а для науки.

Как только мы добрались до ближайшего почтового отделения, я послал телеграмму Милло, от души его поздравляя.

Теперь, когда было определено, во всяком случае, одно место обитания целаканта, встреча в Найроби приобрела новый смысл. Я ждал ее уже не с досадой, а с волнением и интересом.

Рассказ Картрайта не шел у меня из головы. Я хорошо знаю рыб Южной и Восточной Африки; ни одна из них не отвечала его своеобразному эмоциональному описанию так, как целакант. Хотелось расспросить Картрайта еще, поэтому я составил маршрут с таким расчетом, чтобы по пути в Найроби переночевать в Солсбери. Мы встретились и долго беседовали. Я не услышал ничего, что поколебало бы мое первоначальное заключение. Скорее, наоборот.

Прилетев в Найроби, я узнал, что Милло и Уорсингтон пригласили участвовать в нашей встрече докторов Менаше и Уилера.

Естественно, я по-прежнему считал, что надо, не откладывая, искать еще и еще целакантов. И было просто- таки жутко наблюдать, как комиссия, по сути дела, идет по пятам тех, кто шестью годами раньше готовил АМЭЦ. Я снова оказался в одиночестве со своей "целакантоманией"; мне казалось, что их интересует не столько целакант, сколько возможность "пристегнуть" к нему максимум других исследований. Мои ученые коллеги изложили тщательно разработанные превосходные планы океанографических исследований, требующие огромных научных усилий. Почти весь первый день я только слушал. Проект был, бесспорно, замечательный, но мне он казался чистейшей фантазией, потому что целакант в нем оказался где-то на заднем плане. На следующий день наступила моя очередь говорить. Я не поскупился на слова, подвергая сомнению осуществимость столь обширной и дорогостоящей программы, - да и откуда взять столько денег? Разгорался спор вокруг моих подсчетов, в конце концов мы сошлись на более скромной цифре, и все же я, исходя из собственной практики, по-прежнему не видел, как добыть такую сумму. Допустим, ЮАС поддержит поиски целаканта, однако вряд ли наши захотят финансировать обширные океанографические исследования в удаленных от ЮАС морях. Я заявил на заседании, что мало смысла рассматривать подобную программу, коль скоро уже известно одно место обитания целаканта. Сейчас надо сконцентрировать все усилия на Коморских островах. Науке нужны еще целаканты. Я изложил им свой проект - простой, действенный и далеко не такой дорогостоящий.

Увы, меня заверили, что Научный совет отчетливо определил именно такой характер экспедиции, о каком говорилось накануне, и ни на что другое не согласится. Коллеги не разделяли моих сомнений в том, что удастся получить нужные средства.

Конечно, среди легко доступных частей океана, близких к населенной местности, мало районов, изученных так плохо, как Мозамбикский пролив. Океанографическое исследование пролива было крайне желательно и сулило большие результаты. Однако здравый смысл говорил мне, что если французы в своих ревниво оберегаемых от других ученых водах будут одного за другим добывать новых целакантов, то ни одно правительство не захочет ассигновать крупные суммы на экспедицию за целакантами. Нет, для исследования целаканта проект моих коллег ничего не дает... А океанографические исследования широкого профиля, которыми они собирались заниматься, никак не требовали моего участия, и я заявил, что не собираюсь участвовать в такой экспедиции. У меня и без того много дел, я хочу продолжать свой труд о рыбах западной части Индийского океана. Я сказал, что вижу свою задачу в том, чтобы найти родину целакантов, и что для решения этой задачи мои знания и опыт всегда к их услугам. Я рассказал о собственных планах поисков целаканта и о своем намерении в случае поимки живого целаканта попытаться сохранить его в частично наполненном водой небольшом палубном судне - своего рода временном аквариуме^*. Их поразили мои слова о том, что главная проблема при такой транспортировке - не дать целаканту погибнуть от морской болезни. Но действительно, как это ни странно, многие рыбы, помещенные на судне в аквариум, страдают морской болезнью! Когда говорили о судах для экспедиции, я приметил, что Милло ни словом не упомянул о "Ля Контенте". Я назвал Кусто и его исследовательское судно (о чем я ранее писал Милло), но мои коллеги возразили, что акваланг нам не поможет - ведь целаканты обитают на слишком большой глубине!

^* (Интересно отметить, что французы прибегли именно к этому методу, стараясь сохранить в живых своего целаканта. (См. приложения.))

Были на наших заседаниях и более веселые минуты: например, когда мы обсуждали личный состав экспедиции и снаряжение судов. Мы пришли к выводу, что на каждом судне будет несколько научных сотрудников и лаборантов. Слово берет француз:

- Необходимо обеспечить каждое судно девушкой (a wench).

Англичане, понятно, шокированы. По их лицам легко прочесть, что они думают: "Не иначе, жара действует, но все-таки..."

Я вежливо вставил:

- Он хочет сказать - лебедкой (a winch).

Мы посмеялись, только француз не сразу понял, в чем дело.

Комиссия приняла резолюцию о проекте международной экспедиции; печать не преминула об этом сообщить.

Милло показал мне фотографии третьего целаканта. Упоительное зрелище! Совершенно цел, первый спинной плавник и маленький "второй" хвост на месте. Похоже, моя малания - каприз природы, этакий подвох с ее стороны... Но для полной уверенности я хотел бы видеть побольше экземпляров. Вдруг я подумал: что если бы в Ист-Лондон приплыла не латимерия, а малания? То-то была бы задача!

Покидая заседание, я как ученый радовался перспективе обширных океанографических исследований в столь интересном и мало изученном районе. Но мой ум, одержимый целакантом, волновало другое: быстро определить место обитания и поймать возможно больше целакантов; с этой точки зрения ценность проекта представлялась очень сомнительной - нечто вроде английской охоты на лис, где традиционные формы играют неизмеримо большую роль, чем добыча. Я чувствовал, будь это предоставлено мне, я решил бы задачу намного оперативнее и с меньшими расходами.

Хотя французы сами выдвинули идею международной экспедиции взамен "сепаратных", они, похоже, очень быстро не менее моего усомнились в скором осуществлении такого проекта. Всего месяц-другой после наших заседаний в Найроби французское океанографическое судно "Калипсо" - знаменитый корабль Кусто - вышло в шестимесячное плавание, чтобы обследовать огромную область на западе Индийского океана, где мог бы обитать целакант, включая Сейшельские острова, а также островки и отмели, протянувшиеся от этого архипелага на 1500 километров до Альдабры. Поработав на Альдабре, французы отправились на Коморские острова. Здесь под руководством профессора Милло, пользуясь специальным фотоаппаратом, сконструированным одним американским ученым, они сделали очень много подводных фотоснимков в местах вероятного обитания целаканта.

За пределами французских вод экспедиция изучала почти те самые районы, о которых я докладывал СНИПИ, а затем сообщил в печати, собираясь побывать там в 1954 году. Французская экспедиция покинула Сейшельские острова незадолго до моего прибытия туда, нам много рассказывали о ее работе. Альдабра явно их поразила, и не удивительно: мало того, что я в жизни не видал такого обилия неизученных рыб, я твердо уверен, что там найдут целаканта, а если не там, то на одном из островов поблизости, например на Астове. (Кажется, никто не позаботился о том, чтобы широко осветить в печати эту французскую экспедицию; во всяком случае, о ней мало кто знает.)

Мне приходится много летать, и я люблю летать, однако перед тем как войти в самолет, непременно смотрю внимательно на окружающий пейзаж и на небо: вдруг я их вижу в последний раз? Сколько бывает случаев, когда самолет разбивается, едва оторвавшись от земли.

Я сел в самолет на аэродроме в Найроби, пристегнул себя поясом и вдруг ощутил, что моя душа исполнена удовлетворения, даже счастья. Удивительно - словно я очутился в том самом мире, где поселяются герои всех романов, кончающихся словами "и они зажили счастливо". В самом деле, пришел конец тревогам и сомнениям, которые сеял целакант. Все, будто в чудесной сказке, счастливы!

Доктор Малан счастлив. Что ни говори, он не мог не испытывать удовлетворения, предприняв в очень сложной обстановке шаг, который вызвал всеобщее одобрение, пусть даже оппозиционеры ворчали. Французы счастливы. Они получили первого абсолютно неповрежденного целаканта, а в перспективе у них монопольная возможность поймать новые экземпляры, и в течение какого-то времени каждой находке гарантировано внимание всего мира. Они смогут обнаружить, какие ошибки я допустил, и все обиды будут забыты. Коморские власти счастливы. Благодаря целакантам их острова стали "злобой дня". Вероятно, они издадут серию почтовых марок с изображением знаменитой рыбы, и коллекционеры, и ихтиологи всего мира будут за ними усердно охотиться. Минимум три коморца благодаря вознаграждению могут долгое время существовать беспечально. Да и другим жителям Коморских островов стало веселее жить на свете: ведь любой из местных рыбаков может рассчитывать на удачу! Рыбный промысел станет интенсивнее, и это всем пойдет только на пользу.

И даже Стэттерд явно не думал падать духом.

Я невольно улыбнулся, представив свое моего уродливого старика маланию, уютно пристроившегося в асбоцементном ящике и выступавшего в роли "продавца счастья"...

Самолет подкатил к взлетной дорожке, моторы взревели, сотрясая всех пассажиров, а я наслаждался своим счастьем: кончились заботы и тревоги, связанные с целакантом, сбылась заветнейшая мечта моей жизни - родина целакантов найдена, и я возвращаюсь домой, в любимое отечество, к любимым рыбам, к старине целаканту, который может теперь спать спокойно.