Малыш, которому хотелось жить

Малыш, которому хотелось жить

24 февраля. Напоследок хочу еще раз обозреть ставшую мне близкой бухту Скаммона с ее яслями, покоями для любви и кладбищем. Вместе с Филиппом на небольшом самолете совершаю полет над бухтой.

Перед вылетом прошу команды "Полариса" и "Калипсо" провести подсчет китовой популяции. Хотелось бы также подсчитать туши погибших новорожденных и определить процент детской смертности.

Длина новорожденного серого кита - около 3,5 метров, и весит он почти тонну. Через три месяца, достигнув 6-7 метров, он будет достаточно крепок, чтобы приступить к первому в своей жизни походу на север. Конечно, если доживет до той поры.

Детеныши подвержены разным болезням, есть у них и естественные враги - акулы и косатки. С воздуха мы насчитываем в бухте около десятка мертвых детенышей. И в мангровых зарослях вдоль берегов лежат скелеты. Кое-где кости сдвинуты корнями мангров.

Не все останки можно отнести на счет болезней или акул. В отличие от человека киты следуют неумолимому закону природы: при малейшем органическом недостатке у новорожденного мать сразу бросает его, и он, разумеется, гибнет. Бессердечие? Возможно, но только на человеческую мерку. В природе жизнь и смерть идут рука об руку, и, может быть, продлевать жизнь неполноценному детенышу более жестоко, чем дать ему поскорее отмучиться. К тому же, обремененное калекой, все стадо пойдет медленнее и окажется уязвимее. А это ничем не оправданный риск, ведь, как бы мать ни заботилась об уродце, вряд ли он выживет. В море, как и в джунглях, законы природы не отменены, и лишь самые приспособленные достигают зрелого возраста.

Новорожденный терпит бедствие

28 февраля пилот нашего разведочного самолета докладывает по радио, что у входа в бухту застрял на мели китенок. Тотчас доктор Уокер, Филипп и Делуар отправляются на катере к месту происшествия.

Небо над бухтой, как обычно, свинцовое, в воздухе легкий туман. Внезапно сквозь низкие тучи и мглу пробивается солнце. Филипп видит темный силуэт вдали, на песчаной косе. Катер идет туда. Несомненно, это китенок, о котором говорил пилот. Но жив ли он?

Тед Уокер и Филипп сразу же приступают к осмотру, Мишель снимает. Есть признаки жизни, правда совсем слабые. Проверив глаза детеныша, доктор Уокер сообщает, что в них еще теплится искра жизни. И разума. Он лихорадочно ищет на катере тряпки или брезент - что-нибудь, что можно намочить, чтобы накрыть беднягу.

Вне воды кит быстро погибает от перегрева. Солнце обжигает кожу, тело обезвоживается. Кроме того, ослабленное животное может захлебнуться во время прилива.

Вблизи китенок с распластанным на песке длинным плоским рылом, с голубоватой упругой кожей, с закрытыми глазами казался мертвым. Собственный вес приковал его к месту в нескольких метрах от животворной воды, и беспомощному сыну исполинов оставалось лишь ждать конца. Если мы не придумаем, как его спасти, он обречен и вскоре превратится в корм для птиц...

Как только мы начали поливать детеныша водой, ему стало заметно легче. Тед Уокер, весь в поту, с мокрой бородой, тяжело дыша, носил воду в полиэтиленовом мешке. Обольет несчастного китенка и спешит обратно к воде, шлепая мокрыми тапочками. Детеныш начал шевелиться.

Сирота?

Филипп уже передал по радио на "Калипсо", как обстоят дела, и попросил не мешкая прислать людей с сетью и канатами.

А детеныш что-то опять замер, глаза закрыты для защиты от солнца. Похоже, организм его чересчур обезвожен. И на голове кровоточит зияющая рана - кто-то клювом поработал, вероятно кулики: они маленькие, да прожорливые.

По размерам раны Тед заключает, что китенок лежит тут не один час, может быть еще со вчерашнего вечера. Нам невдомек, что с ним могло случиться. Мало вероятно, чтобы его застал врасплох отлив. Он уже достаточно большой, и мать вполне могла своевременно выручить его.

Возможно, он сирота. Или калека, брошенный родительницей. Во всяком случае, он заметно истощен. Позже мы нашли в его экскрементах осколки ракушек, как будто он пытался прокормиться сам. Или же моллюски были дополнением к материнскому молоку; поди угадай, как было дело.

Тед Уокер не находит себе места: когда же прибудет спасательный отряд! Он словно отец, переживающий за больного сына.

Первая помощь

А вот и спасательный отряд мчится на "Зодиаке" - Делемотт, Бонничи, Делькутер. Привезли большую сеть и тросы. И начинается баталия. Детеныш весит больше 2 тонн, никак с ним не управишься, тем более Тед все время твердит, чтобы с младенцем обращались понежнее, а Филипп то и дело покрикивает:

- Живей! Живей! Его надо поскорее в воду!

Медленно, с великой натугой шесть человек закатывают инертную массу на сеть и волокут к животворной воде. Ощутив прохладную влагу, китенок вздыхает, и по всему его телу пробегает дрожь. Но пациент еще не спасен. Калипсяне вернули его в родную стихию, однако он слишком слаб, на поверхности не держится. Дыхало под водой - того и гляди, захлебнется.

Спасатели лихорадочно трудятся, подвешивают сеть за концы к поручню катера, получается нечто вроде люльки, она поддерживает китенка на поверхности у борта, так что дыхало не захлестывается водой. Жгучее солнце поднялось совсем высоко, но пациент жив и дышит нормально. Тед Уокер, перегнувшись через борт катера, поглаживает беднягу, что-то ласково приговаривая.

Медленно, очень медленно катер идет обратно к "Калипсо". Тед умоляет Филиппа, чтобы шел тише... еще тише. Похоже, есть все-таки надежда спасти китенка. Все зависит от того, насколько был обезвожен его организм до нашего вмешательства.

Моральное обязательство

Всех калипсян захватила психологическая и философская сторона эпизода с китенком; я, сверх того, воспринимаю возникшую перед нами задачу как личный вызов.

Этот детеныш словно лакмусовая бумажка для проверки нашей чувствительности, и наблюдать реакцию каждого очень интересно. Одни изображают твердокаменное равнодушие, а сами то и дело подкрадываются к борту посмотреть - дышит еще? Другие проявляют свои эмоции бурно, но таких меньшинство; что ни говори, работа на "Калипсо" - суровая школа. Всего интереснее смотреть на тех, кто держится спокойно и высказывает наиболее остроумные и эффективные идеи. На их примере особенно ярко видно, как трудно человеку мыслить трезво, когда речь идет о животных.

В самом деле, мы - 30 человек и корабль - находимся здесь отнюдь не для того, чтобы поправлять природу, спасая погибающих животных или пытаясь сократить детскую смертность, которая является естественным средством обеспечивать сохранность вида. И все же, разумно ли, нет ли, мы считали, что отвечаем за этого детеныша. Он умирал, мы подобрали его и, кажется, спасли. Тем самым мы как бы взяли на себя обязательство сделать все, чтобы он выжил.

Все три дня, что китенок находился с нами, калипсяне были особенно доброжелательны и предупредительны. Каждый был готов отстоять лишнюю ночную вахту, все следили за дыханием бедняги, ловили каждое его движение.

В первый день, когда китенка нашли и отбуксировали к "Калипсо", я решил, что лучше оставить его в воде, в люльке из сети, пусть понемногу восстанавливает силы. А главное, памятуя наши наблюдения, я надеялся, что мамаша будет разыскивать свое дитя и услышит его голос. Для нас это было бы идеальным решением проблемы: отпустим китенка и вернем его матери.

Маленький кит застрял на берегу, Тед Уокер пошел за водой, чтобы полить его

А пока следовало круглые сутки охранять его, ведь он мог стать легкой добычей акул, которыми кишела бухта. Ночью каждые два часа сменялся часовой, вооруженный винтовкой. Ему же было поручено регулярно проверять состояние китенка и тотчас известить меня, если покажется родительница.

Тед Уокер оказывает первую помощь пострадавшему китенку

Первая ночь прошла без приключений. Утром китенок все еще был жив, однако мать не показывалась.

Иона

В кают-компании утверждаем для китенка имя - Иона. Очень подходящее имя, если учесть, что это существо вышло живьем из китового чрева.

Похоже, что Иона пошел на поправку. Глаза открыты, и они уже не стеклянные, взгляд ясный; когда мы глядим на китенка, он глядит на нас. И ведет себя поживее, чем прежде.

Первая задача - придумать, как его кормить. И я начинаю осознавать, сколь велика ответственность, которую мы взяли на себя с той минуты, как сняли Иону с песчаной косы и отбуксировали к "Калипсо". Чем и как кормить двухтонного младенца? Тед Уокер старательно готовит пюре из наличных запасов сгущенного молока, муки и витаминов. И несет Ионе это блюдо.

Китенок невозмутимо глядит на него и учтиво распахивает пасть, когда Тед бросает ему порцию корма. Но угощение не проходит в глотку, все оказывается в воде.

Тогда мы мастерим из бочки и шланга огромную детскую бутылочку. Тед разбавляет пюре, получается совсем жидкая кашица, мы суем конец шланга в пасть Ионе, надеясь, что он инстинктивно начнет сосать. И он сосет, но по-прежнему не может проглотить.

Он меня любит!

Заключив, что возраст Ионы вполне позволяет ему принимать более твердую пищу, Тед вместе с группой добровольцев готовит смесь из моллюсков и кальмаров. Это угощение Иона глотает, притом с явным удовольствием. Тед кладет горсть за горстью на огромный язык, изогнутый в виде корыта. Кончив есть, Иона задерживает руку Теда и не отпускает ее. Со слезами на глазах Тед Уокер восклицает:

- Он понимает, что мы хотим его накормить! Он понимает... он меня любит!

Тед, всю жизнь изучающий животных и заочно привязанный к ним, тронут до глубины души поступком Ионы, этим призывом о помощи.

Отдаю команду остановить съемки и звукозапись. Негоже запечатлевать на пленке сердечный порыв любителя животных.

Чтобы скормить нашему младенцу 10 килограммов моллюсков и кальмаров, пришлось работать целый день, ведь четыре человека добывали этот корм на дне бухты. А что такое 10 килограммов для кита, даже новорожденного! Надо добывать еще.

Обычный распорядок дня "Калипсо" перечеркнут, теперь все вращается вокруг Ионы. Рабочий график поломался, едим когда придется. Все крутятся около знатока китов Теда Уокера, предлагают свою помощь для спасения Ионы. Каждый старается что-то придумать сообразно своему темпераменту и опыту.

Но что поделаешь, наши возможности сильно ограничены. Доступный нам провиант, не считая моллюсков, рассчитан больше на людей, чем на китов. Проблема нешуточная. Сейчас-то Иона как будто набирает сил. Я верю, что он со своей стороны делает все от него зависящее.

Для полного успеха нам прежде всего нужен большой бассейн, где мы могли бы ухаживать за Ионой. И конечно, нужны лекарства и опытный ветеринар. Ни того, ни другого нет, и негде взять. Меня осеняет мысль связаться по радиотелефону с Морским зоопарком в Сан-Диего. Директор говорит, что с радостью примет Иону и будет выхаживать его, пока китенок не оправится настолько, чтобы его можно было выпустить. Несомненно, это лучший выход, к тому же единственный. Нелегко расстаться с нашим малюткой, отдать его в чужие руки. Но и держать китенка, зная, что нам вряд ли удастся его спасти, - непростительный эгоизм. Тем более что в Сан-Диего специалисты, конечно же, обеспечат ему наилучший уход. И наблюдения с новейшей аппаратурой будут на благо не только Ионе, но и другим китам. Так что у нас просто нет выбора.

Но тут возникает другая проблема: как доставить Иону в Сан-Диего? Он не выдержит такой долгой буксировки, даже если мы пойдем медленно, а ведь его нужно доставить возможно быстрее.

Китовая сбруя

Впрочем, сию минуту нас больше всего заботят раны на голове Ионы: они гноятся. Морис и Анри задумали сделать сбрую, в которой китенок чувствовал бы себя удобнее. А как совсем оправится - если вообще оправится, - сможет свободнее двигаться в воде у борта "Калипсо". Решено поднять его на кормовую палубу; наденем сбрую, а заодно Тед займется ранами.

Поднять кита из воды - дело мудреное. Даже новорожденный китенок может сломаться от собственного веса без равномерной опоры. Готовим нечто вроде гамака, подвешиваем его к пневматической лебедке, предельно осторожно заводим под туловище пациента, затем медленно, бережно поднимаем Иону на палубу.

Тотчас Тед принимается за дело. Он заключает, что поклеваны птицами чувствительные губы, защищающие ус; есть раны и вокруг дыхала. Проверяет дыхание Ионы, пытается прослушать сердце стетоскопом, но жировой слой слишком толстый. Затем он смазывает раны Ионы пастой из антибиотика и силикона.

Китенок на борту "Калипсо"... Это что-то удивительное, небывалое. Мы его видим, слышим дыхание, улавливаем трепет жизни в темной туше. Даже ощущаем излучаемое ею тепло... Иона такой же теплокровный, как мы. Пусть вне воды он похож на резиновый мешок с костями. Мы ведь видели китов в воде, знаем, как они изящны, как великолепны в своей родной стихии.

Тед Уокер пытается открыть пасть китенка, чтобы кормить его

Иона отнюдь не посторонний, не чужой - мы словно давно знакомы и переживаем за него так же, как за любимого пса, ушибленного автомашиной, с той разницей, что чистая случайность позволила нам прийти к нему на выручку. Не будь нас здесь, его уже не было бы в живых.

Дыхало

Сейчас никто не задается вопросом, возможно ли общение человека с китом, не разделяет ли нас неодолимая пропасть. Мы думаем лишь об одном: его нужно спасти. Я бы сказал, что Иона и сам нас к этому призывает. До чего же он трогателен, и особенно трогательно зрелище его дыхала, когда оно, дрожа, втягивает живительный воздух. Дыхание кита похоже на дыхание человека, только многократно усиленное. Почему-то это сходство поражает и волнует нас больше любого другого проявления жизни сына моря.

Китенок только что скончался

После обработки ран бережно надеваем на пациента сбрую и опускаем его в воду. Никогда еще вахтенный не обращался так бережно с лебедкой.

Вернувшись в воду, Иона оживает и делает несколько движений хвостом, словно хочет выразить свою благодарность и показать, что все в порядке. Сбруя ему явно больше по вкусу, чем сеть.

Вечером Тед Уокер уже не сомневается, что мы спасем Иону. Правда, не решен вопрос, как доставить его в Сан-Диего. Может быть, удастся вызвать гидроплан? Похоже, что состояние китенка улучшается. Правда, я замечаю, что ему трудно сохранять равновесие даже при самом малом течении.

Сегодня здешний пейзаж кажется нам особенно угрюмым. Тихо, пустынно, глухо, как будто мы попали в чужой мир. Вполне подходящий фон для эпизода с Ионой... Мы усыновили китенка, но бессильны что-либо предпринять сверх того, что уже сделали для него.

Ночное дежурство

Юный сирота борется за жизнь изо всех сил. Мы сделали для него все, что могли, но еще надо охранять его против снующих вокруг судна ночных хищников. И мы опять ставим на ночь вооруженных часовых.

В 3 утра просыпаюсь и выхожу на палубу проверить Иону. Вроде бы чувствует себя хорошо. Море спокойно.

В пять утра вахтенный Каноэ будит капитана судна Кайяра. Выбежав на кормовую палубу, Кайяр видит, что Иона силится лечь на спину и очень тяжело дышит.

Тогда Каноэ поднимает меня. Пулей вылетаю на палубу и обнаруживаю, что Иона мертв. Поздно мы нашли его. Он был слишком обезвожен, слишком обожжен солнцем, чтобы мы с нашими примитивными средствами могли его спасти.

Гляжу на светлеющее небо. Пеликаны уже проснулись и кружат высоко в воздухе.

Все калипсяне, словно их поднял беззвучный набат, столпились на корме. Иона стал уже неотъемлемой частью истории "Калипсо". Для этих ребят, большинство которых совсем молоды, он воплощает великое таинство жизни и смерти, одно из чудесных творений природы. И та же природа с коробящей человека жестокостью по своей прихоти уничтожила его. Мы и прежде видели смерть морских великанов, но никогда не были потрясены так, как при виде медленной агонии детеныша, который не хотел умирать и которого мы пытались вернуть к жизни. Но ведь наша реакция - это реакция наземных существ. Море не знает сочувствия и жалости.

Как это бывает, когда смерть подводит черту страданиям человека, кончина Ионы пробуждает нас от транса. На "Калипсо" восстанавливается нормальный распорядок, нарушенный так драматически, так трагически.

Теперь надо распорядиться останками. Катер оттаскивает тушу в сторону, на глубокое место, и мертвый Иона идет на дно. Мы не стали снимать с него сбрую. И мы не желаем видеть, что будет с ним, когда его обнаружат акулы.

Придя в себя от потрясения, видим, что ожидавшийся нами уход китов уже начался, начался давно, а мы и не заметили.

Ничего. Еще много столетий будут они снова и снова возвращаться сюда, где проходят важнейшие часы их жизни - часы любви, рождения и смерти.

Мы наблюдали все эти этапы когда почтительно, когда изумленно. Облеченный в плоть исполинов морей круговорот жизни и смерти производит особенно сильное впечатление. Хотя существо длиной 15 метров, весящее 40-50 тонн, превосходит все человеческие мерки, оно дышит, любит, страдает так же, как мы. Как ни различны наши жизненные пути, они в чем-то близки.

Сколько еще просуществует чудо природы - серый кит в современном мире? Теперь его охраняет закон, ему не грозит избиение, какое происходило в прошлом веке. Но всегда ли его убежище у берегов Калифорнийского полуострова будет оставаться нетронутым? Всегда ли его залив будет оправдывать свое название бухты Уединения? Уединения для нуждающихся в нем китов...