Глава 2. Морская дичь

Массовое истребление морских птиц не ограничилось, разумеется, одним копьеносом. Этот несчастный просто до конца испил горькую чашу своих страданий. Многие другие виды пострадали не меньше копьеноса, но избежали полного уничтожения благодаря своей первоначально астрономической численности, широкому распространению и способности к размножению в отдаленных или же недоступных местах. Настоящая глава коротко повествует об истории преследования этих океанических птиц современным человеком в зоне северо-восточного побережья Северной Америки.

Европейские рыбаки стали пользоваться мясом морских птиц в качестве наживки сразу же после того, как начали ловить рыбу в водах Нового Света. Уитборн писал в 1500-х годах:

"Морские птицы не только кормят тех, кто продает их [на Ньюфаундленд], но и способствуют развитию рыбного промысла, поскольку их здесь так много, что рыбаки наживляют на крючок по четверти тушки морской птицы; некоторые суда из года в год используют такую приманку во время промысловых рейсов".

Добывать наживку было довольно просто.

Николя Дени, участник нападения на гнездовья острова Самбро, что неподалеку от Галифакса, обнаружил "такое множество всяческих видов [морских птиц], что вместе с командой мы, вооружившись дубинками, убили их столько... что не смогли унести всех с собой. При этом много уцелевших птиц поднялись в воздух, образовав плотную тучу, сквозь которую с трудом пробивались солнечные лучи".

Натиск на птичьи колонии в погоне за наживкой неумолимо нарастал. В 1580 году в прибрежной судоходной зоне Северо-Восточной Атлантики вели промысел уже более 300 европейских судов, а к 1700 году их стало вчетверо больше. В 1784 году в регионе промышляли 540 судов, ловивших рыбу только в открытом море, причем большинство их, по крайней мере часть промыслового сезона, обходилось наживкой из птичьего мяса. К 1830 году еще одна флотилия в несколько сот шхун из Новой Англии ловила рыбу у побережья Лабрадора и залива Св. Лаврентия, широко используя такую наживку.

Наряду с развитием морского рыбного промысла росло число частных владельцев лодок - плантаторов и рыбаков-любителей, ловивших рыбу в. бесчисленных небольших бухтах и гаванях; они также регулярно пользовались птичьим мясом как наживкой. Подобная практика продолжается и в наши дни, особенно на Ньюфаундленде и Лабрадоре.

Д-р Артур Бент, посетивший острова Бэрд-Рокс архипелага Магдален в 1904 году, обнаружил, что на них постоянно совершают налеты охочие до наживки рыбаки, которые с помощью лестниц и веревок взбираются на скалы и за какой-нибудь час убивают до пятисот олушей^*. По словам Бента, сорок рыболовных судов снабжались птицей с островов Бэрд-Рокс. С олушей "варварски сдирали кожу, а мясо рубили на крупные куски". Другим "методом" (применявшимся уже в нашем столетии на Кейп-Сент-Мэри, где колония олушей защищена от вторжений неприступными отвесными скалами) было оставлять на плаву поблизости от птичьих колоний притопленные доски или бревна с привязанной к ним селедкой. Олуши, пикируя с высоты, не успевали замечать обмана и десятками ломали себе шею. Множество олушей, кайр, гагарок и других прирожденных ныряльщиков попадались в мелкоячейные сети и тонули.

^* (Северная олуша — Sula bassana.)

На наживку использовались даже бакланы. Если раньше колонии бакланов встречались по всему побережью вплоть до южного штата Джорджия, то к 1922 году их осталось так мало, что одно время большого баклана считали "обреченной на вымирание птицей в Северной Америке".

До конца XIX века успех промысла трески американскими и "канадскими судами, обычно совершавшими дальние рейсы к банкам открытого моря, зависел от наличия на борту наживки из мяса взрослых океанических птиц, главным образом таких созданий, как грациозные буревестники^* и глупыши. Птицу добывали с плоскодонок с помощью линя длиной в пять-шесть саженей^**, к которому крепилось множество макрельных крючков с наживкой из печени трески. Вот как эта технология описана в отчете от 1884 года в адрес Рыболовной комиссии США:

^* (Буревестники — представители рода Puffinus. В описываемом автором районе наиболее обычны два вида: большой — P. gravis — и малый — P. puffinus — буревестники. Глупыш — Fulmarus glacialis.)

^** (Морская сажень = 1,829 м. - Прим. перев.)

"Рыбаки испытывают большое удовольствие от этой охоты не только в связи с вызываемым ею возбуждением, но и в предвкушении будущей выгоды от хорошей порции птичьей наживки. Когда жертва попадает на крючок, она энергично пытается подняться в воздух или, растопырив лапы, старается удержаться на воде, когда ее тащат в лодку. Бывает, что птица срывается с крючка, но обычно загнутый конец крепко удерживает птицу, пока ее не затащат в лодку. Рыбак прокусывает ей череп зубами либо разбивает его ударом матросской дубинки. Так продолжается до тех пор, пока не будут пойманы сотни две птиц".

Бывало также, что буревестников брали на суда живьем.

"Около дюжины их запихивают в большую бочку^* на палубе судна, затем рыбаки, помешивая палкой внутри бочки, вызывают среди них междоусобную войну: птицы набрасываются ни соседей, очевидно вообразив их своими злостными врагами, возникает общая драка и страшное смятение, во время которого - к вящему удовольствию всей команды - только перья летят. Случается, что рыбаки связывают за лапы двух птиц вместе: они плавают в этой страшной связке и дерутся друг с другом до тех пор, пока одна из них или обе не погибают".

^* (Емкостью от 285 до 635,6 л. - Прим. перев.)

Убийство буревестников и глупышей ньюфаундлендскими рыбаками ради добывания наживки продолжалось вплоть до 1949 года.

В дело пошли даже маленькие, величиной с дрозда, качурки. "Самым простым и эффективным орудием их убийства был кнут из нескольких плетей линя^*, прикрепленных к палке длиной в 1,5-1,8 метра. Качурки слетались на выброшенную для них приманку - большой кусок тресковой печени - и скучивались вокруг нее в плотную массу; тут же свистящие удары кнутов обрушивались на сбившуюся в кучу стаю, калеча и убивая до двадцати и более птиц за один взмах кнута. Эта зверская расправа продолжалась до тех пор, пока число убитых не достигало 400-500 штук".

^* (В 12 или 18 нитей. - Прим. перев.)

Хотя предпочтение отдавалось взрослым морским птицам, чье мясо лучше держалось на рыболовном крючке, однако запасов наживки часто не хватало. Так что убивали и молодняк. Поэтому на некоторых гнездовьях в отдельные сезоны с трудом можно было обнаружить половозрелую птицу. Один рыбак из залива Бонависта на Ньюфаундленде рассказал мне о рейде за наживкой, в ко-тором он сам участвовал:

"Это было в конце июня месяца, и молоденькие кайры уже здорово подросли. Нас было семеро взрослых и с полдюжины юнцов на борту двух лодок для заготовки наживки. Мы захватили с собой окованные железом матросские дубинки. Причалив к скале сразу после восхода солнца, мы тут же принялись за работу. Куда бы мы ни шли, нас везде встречали густые, как собачья шерсть, стаи молодых кайр. Над головой кружили тысячи и тысячи моевок и взрослых кайр, и с восходом солнца поднялась такая вонь, что задохнулась бы и акула. Ну что ж, мы сразу принялись за дело - "размахнись рука, раззудись плечо" - и молотили птиц, пока рукам не стало больно и они уже почти не держали дубинку. Я был с ног до головы в крови, слизи и перьях, отлетавших от птиц под моими ударами. Мы быстро покончили с ними, и наши молодые парни полными мешками тащили на лодки битую птицу. Островок был махонький, и мы очистили его весь за неполный день. Во всяком случае, не скажу, что после нашего ухода местные лисицы могли бы чем-то поживиться. Наши лодки были рассчитаны на пятьдесят центнеров груза [две с половиной тонны], и мы их загрузили по планширь. Этой наживки спокойно хватит недели на две лова для каждой лодки в нашем заливе".

Теперь посмотрим, в каком положении находятся некоторые виды морских птиц северо-восточного побережья Америки, которым больше других угрожает опасность исчезновения.

Часто называемые качурками, обыкновенные крачки^* и собственно качурки^**, словно некие бесплотные духи океана, без устали носятся по воле ветра и волн вдали от берегов, ненадолго посещая их для продолжения рода. Своих птенцов они выводят в неглубоких ямках, вырытых ими в дерне или земле, а также в расселинах скал, покидая гнездовья и возвращаясь обратно, только когда уже стемнеет. Их гнездышки надежно укрыты от постороннего взора: можно пройти по сплошь продырявленному ими дерну, даже не заметив под ногами сотни и тысячи гнезд. Когда-то северная качурка в огромных ко-личествах размножалась на островах и надводных скалах по всему побережью, по крайней мере до Кейп-Кода на юге, однако вторжение человека и сопутствующих ему животных лишило ее всех бывших гнездовий, за исключением одного на Ньюфаундленде. По мнению д-ра Дэвида Неттлшипа из Канадской службы охраны диких животных, состояние популяций северной качурки, за исключением Ньюфаундленда и Лабрадора, где положение неясно, во всех остальных районах Восточной Канады и Новой Англии продолжает ухудшаться.

^* (Обыкновенная (речная) крачка — Sterna hirundo.)

^** (В описываемом автором районе встречаются два вида качурок: северная — Oceanodroma leucorrhoa — и Вильсона — О. oceanicus.)

Одна из самых прекрасных морских птиц - северная олуша^* - когда-то встречалась по всему восточному побережью, восхищая людей своим белоснежным оперением и огромными - размахом более полутора метров - крыльями с черной каймой по краям. В 1833 году, даже после того, как этот вид пережил три столетия непрекращающейся бойни, Одюбон все еще мог любоваться этими птицами во время своего летнего путешествия на острова Бэрд-Рокс в заливе Св. Лаврентия:

^* (См. примечание 2.)

"Наконец-то мы увидели белеющую вдали точку, которая, как заверил нас лоцман, и была нашей желанной скалой. Нам показалось, что она покрыта снегом толщиной в несколько футов. Когда мы приблизились, мне почудилось, что все воздушное пространство вокруг наполнено снежинками, но... меня убедили, что в поле зрения ничего не было, кроме олушей и их островного жилища. Я протер глаза, достал свой бинокль и увидел впереди удивительную дымку, образованную бесчисленной массой птиц... Когда мы подошли совсем близко, можно было легко рассмотреть сверкающее белизной покрывало из тысяч плавающих олушей; одни птицы стремительно взлетали в небо, другие снижались, чтобы воссоединиться с остальной пернатой массой и снова сразу же ускользнуть куда-то в сторону по глади океана".

Во времена Одюбона считалось, что колония олушей на Бэрд-Рокс насчитывает свыше 100 000 особей. Когда европейцы впервые появились на Североамериканском континенте, на этих островах существовали десятки таких колоний, причем многие из них насчитывали столько же, если не больше, олушей. Но уже к середине XIX века во всей Северной Америке оставалось уже только девять колоний олушей. К 1973 году на шести сохранившихся колониях насчитывалось всего 32 700 пар взрослых птиц, что было примерно на 20% меньше по сравнению с численностью 1966 года. К 1983 году численность популяции сократилась еще на 10%, в основном за счет отравления ядовитыми химикалиями рыб, которыми питалась колония олушей на острове Бонавантюр.

Небольшие размеры и ограниченный ареал оставшихся популяций олушей делают этот вид чрезвычайно уязвимым для дальнейшего, возможно неизбежного, сокращения численности птиц, вызываемого загрязнением воды ядовитыми веществами, интенсивностью рыболовного промысла и периодическим загрязнением нефтью, неизбежным при добыче ее в открытом море.

Два вида бакланов - большой^* и ушастый^** - раньше гнездились не только вдоль морского побережья южнее центрального Лабрадора, но также и по берегам пресноводных озер и рек. Изобилие их в XVII веке объяснялось, возможно, тем, что европейцы находили жирное мясо бакланов противным на вкус и непригодным в пищу. Однако стоило птицам стать главной наживкой в промысле трески, как бакланы обоих видов начали нести колоссальные потери. Их молодняк, собиравшийся большими колониями на голых скалах или среди частых деревьев, был легкой добычей. Подросших птенцов убивали в огромных количествах, поскольку их волокнистое мясо хорошо держалось на крючке.

^* (Большой баклан — Phalacrocorax carbo.)

^** (Ушастый баклан — Phalacrocorax auritus.)

Истребление бакланов продолжалось и тогда, когда птичья наживка утратила свое былое значение. К началу XX века произошло заметное сокращение запасов многих промысловых рыб, и рыбаки решили, что одними из главных виновников были бакланы. Это и привело к преднамеренной попытке окончательно разделаться с ними. Большей частью разоряли их гнездовья - яйца и птенцы затаптывались ногами, а большое число взрослых птиц, возможно, погибало под ружейными выстрелами. Позднее нашел применение еще один "усовершенствованный" метод: лежащие в гнездах яйца обливались керосином, от чего микроскопические поры в скорлупе закупоривались, и находящийся внутри зародыш погибал от удушья. Взрослые птицы не понимали, что птенец уже никогда не вылупится из яйца, и продолжали высиживать его, в то время как сезон подходил к концу и было уже поздно пытаться отложить яйца во второй раз.

Антибакланная кампания велась столь успешно, что к 1940 году в канадских водах осталось всего около 3000 больших бакланов. Робкие попытки по восстановлению вида, предпринятые после второй мировой войны, не оправдали ожиданий главным образом из-за продолжавшегося злонамеренного преследования бакланов профессиональными рыбаками и спортсменами-любителями. В 1972 году я был очевидцем одного такого налета на большую колонию ушастых бакланов на островах Магдален. Пятеро людей, вооруженных мелкокалиберными винтовками, целое утро отстреливали взрослых птиц около гнезд в еловом лесу, усеяв землю их трупами. Однако гораздо более ужасным было зрелище множества погибших или умирающих птенцов как в гнездах, так и на земле - жертв голодной смерти после гибели их родителей.

В связи с продолжающимся сокращением рыбных косяков следует ожидать усиления "вендетты" против бакланов и других питающихся рыбой животных, которая ведется при молчаливом попустительстве некоторых чиновников, ведающих вопросами охоты и рыболовства и все еще придерживающихся дискредитировавшего себя мнения о том, что бакланы представляют реальную угрозу рыболовству.

Четыре вида изумительно красивых черноголовых крачек^* прежде селились многочисленными колониями на островах, пляжах и песчаных косах как пресноводных, так и морских бассейнов по всему побережью Атлантики. Они, видимо, не подвергались преднамеренным нападениям людей до середины XIX столетия, когда их колонии были опустошены охотниками - поставщиками пера для изготовителей дамских шляп. В то время женские шляпки украшали крыльями, хвостами, а то и целыми птичьими шкурками; растущий спрос на них породил такую интенсивную бойню, что крачки всех видов стали попадаться сравнительно редко. Кроме того, немалую роль в продолжающемся сокращении их численности играют и такие факторы, как вытеснение с гнездовий людьми, разрушение берегов, ранее служивших им местами размножения, а также отравление ядовитыми химикалиями. Все четыре вида крачек находятся в опасности, причем розовая и каспийская - на грани полного исчезновения, а некогда многочисленные полярная и обыкновенная крачки переживают самое серьезное падение численности.

^* (В описываемом автором районе обитают четыре вида «черноголовых» крачек:

каспийская крачка — Hydroprogne caspia.)

Что касается чаек, то они, по-видимому, остались в выигрыше от человеческой активности, за исключением черноголовой смеющейся чайки^*, которая раньше водилась на всем побережье Атлантики к югу от залива Св. Лаврентия, а теперь также считается редкостью. В то же время серебристая, делавэрская и большая морская чайки, а также моевки^** переживают удивительный расцвет после периода векового упадка, когда они и их яйца в огромных количествах шли в пищу людям. Как ни парадоксально, они в немалой степени обязаны своим благополучием массовому опустошению, которое причинил морским организмам современный рыбный промысел, снабжающий чаек уймой требухи и падали, не говоря уже об огромном количестве съедобных кухонных отбросов, выбрасываемых в море нашим обществом.

^* (Черноголовая чайка — Larus Philadelphia,

смеющаяся чайка — Larus atricilla.)

^** (серебристая чайка — Larus argentatus,

чайка-моевка — Rissa tridactyla.)

Чистики, кайры и тупики образуют семейство Alcidae^*, члены которого - par excellence^** морские животные - основную часть своей жизни проводят на воде и под водой и гораздо меньше времени - в воздухе или на суше. Большинство предпочитает размножаться в гнездовых колониях, многие из них также склонны образовывать в море огромные скопления. Именно это семейство больше всех других морских птиц пострадало, и продолжает страдать, от рук человеческих.

^* (Чистиковые. - Прим. перев.)

^** (В высшей степени (фр.). - Прим. перев.)

Гагарка^*, внешне очень похожая на бескрылую гагарку, отличается от последней лишь втрое меньшей величиной. И хотя ей удалось пока избежать несчастной участи ее кузины в основном благодаря своей способности летать, тем не менее она сейчас представляет одного из двух самых малочисленных членов своего семейства; эту печальную участь она делит с атлантическим (обыкновенным) чистиком^**.

^* (Гагарка — Alca tor da.)

^** (Атлантический чистик — Cepphus grylle.)

Гагарка ранее встречалась примерно до Кейп-Кода на юге, образуя обычно смешанные колонии с родственной кайрой, но теперь ее ареал ограничен Атлантическим побережьем Канады и западным берегом Гренландии. На пятидесяти семи гнездовьях, существующих сейчас в Канаде, обитают всего 15 000 пар гагарок - жалкие остатки вида, который до первого нашествия европейцев насчитывал, вероятно, в сотню раз больше особей.

Два вида кайр, взятые вместе - тонкоклювая (длинноклювая)^* и толстоклювая^**, - представляли, вероятно, самые многочисленные виды морских птиц в североамериканских водах до первого появления там европейцев. Толстоклювые кайры встречались в районе от северных берегов залива Св. Лаврентия и восточного побережья Ньюфаундленда до моря Баффина. До недавнего времени они чувствовали себя в безопасности от людей в своей арктической зоне обитания, и их популяция при снижении общей численности все еще насчитывает более трех миллионов особей. Для сравнения напомним, что численность взрослых толстоклювых кайр, населяющих десять сохранившихся колоний на восточном побережье Атлантики, составляет в общей сложности не более 2500 пар.

^* (Тонкоклювая кайра — Uria aalge.)

^** (Толстоклювая кайра — Uria lomvia.)

По данным Неттлшипа, толстоклювая кайра понесла "наибольший численный урон во всей Северной Атлантике за последние тридцать-сорок лет (вероятное 30-40%-ное сокращение численности в восточной арктической зоне Канады)". Главные причины этого будут рассмотрены несколько ниже, однако сами цифры свидетельствуют о том, что даже таким хорошо изолированным от прожорливых людей животным, как толстоклювые кайры, не гарантировано будущее существование в разрушаемом нами мире.

Недавно стало известно, что каждую зиму охотники на моторных катерах убивают из срвременных дробовиков в водах Ньюфаундленда и Лабрадора до 400 000 кайр (в большинстве - перелетных толстоклювых кайр). Кроме того, по имеющимся данным, не менее 200 000 кайр уничтожается жителями Гренландии. А это означает, что теперь птиц этого вида убивают больше, чем когда-либо убивали в прошлом.

Тонкоклювая кайра раньше обитала почти в тех же местах, что и гагарка. По берегам заливов Мэн и Св. Лаврентия, а также по побережью приморских провинций Канады можно было насчитать до 200 ее гнездовых колоний... А сейчас в районе, ограниченном северной частью залива Св. Лаврентия, Ньюфаундлендом и южным Лабрадором, осталось всего 26 гнездовий да еще одна крохотная колония численностью в 50 пар - в заливе Фанди.

Похожий на гнома тупик^*, чья смешная фигурка долгое время удостаивалась внимания карикатуристов и сказочников, сегодня оказался в опасном положении. В Западной Атлантике его гнездовья встречаются ныне только в районах от центральной части Лабрадора до северной части залива Мэн; редкие небольшие колонии попадаются также на западном побережье Гренландии. Почти 70% всех сохранившихся популяций, насчитывающих вместе около 700 000 взрослых особей, сосредоточены на трех островах в заливе Уитлесс в юго-восточной части Ньюфаундленда. Теперь там создан орнитологический заказник, где отстаивают свои последние рубежи оставшиеся в живых морские птицы - последние представители когда-то многомиллионного вида (тупика).

^* (Тупик — Fratercula arctica.)

Как и малые качурки, тупики - типичные колониальные птицы, обычно гнездящиеся в норах, обеспечивающих хоть какое-то укрытие - сначала от диких хищников, а затем от охотников за яйцами и наживкой; впрочем, последние наносили им более ощутимый урон. Если бы только этим ограничивались их беды от рук человека, они, наверное, сумели бы продержаться. Однако, как и в случае с малой качуркой, большинство колоний тупиков были уничтожены завезенными людьми чужеземными животными. Одичавшие кошки и собаки раскапывали птичьи норы, а овцы, козы и крупный рогатый скот затаптывали их. Свиньи, выпускаемые на птичьи острова, чтобы выискивать гнезда и нагуливать жир, пожирали как молодняк, так и взрослых птиц.

Был среди них и другой мародер, завезенный в Северную Америку европейцами. В начале лета 1959 года я посетил обрывистый островок под названием Колумбьер, почти отвесно поднимающийся из моря неподалеку от острова Сен-Пьер. Крутые ноздреватые склоны и плоская середина островка были сплошь изрыты норами тупиков, и было трудно идти, не наступая на них. Воздух был полон птицами: одни стремительно вылетали из-под ног с потревоженных гнезд, другие прилетали с моря, чтобы выразить протест против моего вторжения. А внизу на воде стая за стаей сменяли друг друга в ожидании моего ухода с острова. Какой бы приблизительный ни была моя оценка количества птиц на острове, я уверен, что их было не меньше десяти тысяч.

Зимой того же года к острову пристала старая, кишевшая крысами ньюфаундлендская шхуна. Команда села в шлюпки и направилась на остров Сен-Пьер, а крысы тем временем высадились на Колумбьере. Посетивший этот остров в 1964 году орнитолог нашел там всего несколько дюжин тупиков, пытавшихся вывести своих птенцов. Остальных прогнали или сожрали крысы, которых там развелось превеликое множество.

Хотя уничтожение морских птиц первыми европейцами осуществлялось в умопомрачительных масштабах, оно не идет ни в какое сравнение (разве что оно было более явным) с тем разорением, которое выпало на их долю в наше время.

Катастрофический урон популяции морских птиц принесло применение в рыбном промысле жаберных сетей из моноволокнистых синтетических материалов. Такие сети практически невидимы в воде, и пикирующие сверху птицы, не замечая их, запутываются в ячеях и тонут.

Со времени внедрения в 1960-х годах плавных сетей в промысел лосося у западных берегов Гренландии ежегодно гибнут в среднем около 250 000 кайр, причем был год, когда их погибло в сетях от 500 000 до 750 000. Профессиональные рыбаки Ньюфаундленда были вынуждены убрать эти сети из прибрежных вод по соседству с колониями морских птиц, поскольку выборка из них мертвых птиц занимала слишком много времени. Впрочем, некоторая часть "неполностью" занятых на промысле рыбаков, наоборот, умышленно устанавливают сети вблизи колоний, "добывая" птицу вместо трески. Список жертв включает все виды водоплавающих морских птиц, но особенно большие потери понесли тупики и кайры. И кажется, нет конца этому бессмысленному истреблению. Чиновники из Министерства рыболовства, с которыми я консультировался по этому поводу, говорят,, что "с этим ничего не поделаешь".

Бессчетное число морских птиц гибнут от разливов нефти и нефтяных пятен. Когда зимой 1978 года у юго- западного побережья Ньюфаундленда разбился танкер "Курдистан", большое количество его груза - жидкого топлива - вылилось в море и несколько месяцев плавало на поверхности моря по воле ветра и течений. Из того, что я видел собственными глазами и слышал от наблюдателей, обследовавших берега Кейп-Бретона и Южного Ньюфаундленда, я прихожу к выводу, что в результате загрязнения моря нефтью после одного этого кораблекрушения погибло от 150 000 до 300 000 морских птиц, включая уток. Морские страховые общества считают неизбежной в водах Северо-Западной Атлантики по крайней мере одну подобную катастрофу каждые четыре-пять лет и разливы поменьше - каждое полугодие. Но даже небольшое загрязнение способно погубить 100 000 особей морских птиц.

Если планируемый объем танкерных перевозок нефти в Арктике станет реальностью, то над оставшимися крупными колониями морских птиц Северо-Западной Атлантики нависнет смертельная опасность. Согласно под-счетам экологов, одна большая утечка нефти у загроможденного плавучими льдами прохода в пролив Ланкастер могла бы уничтожить, и, по всей вероятности, уничтожила бы, самую крупную обособленную гнездовую колонию морских птиц, пока еще существующую в Северной Америке. Кстати, те, кто имеет отношение к таким перевозкам, признают, что статистика кораблекрушений говорит о неизбежности подобных катастроф.

Однако это еще не все.

В последние несколько десятилетий воды океана - особенно в узких проливах - все более интенсивно загрязняются ядовитыми химикалиями, в том числе пестицидами. Многие специалисты убеждены, что главной причиной быстрого уменьшения численности популяций рыбоядных морских птиц в заливе Св. Лаврентия (служащем речным стоком для всех бассейнов Великих озер) является увеличение концентрации ядовитых химикалиев в тканях, в частности органов размножения, которая делает птиц (или их яйца, если они вообще сумеют их отложить) бесплодными. Неопровержимые доказательства такого рода ущерба были представлены в результате исследований в 1960-х годах действия ДДТ, однако подобные свидетельства обычно игнорируются. Причина достаточно очевидна: если публично признать, что рыба отравлена и в свою очередь отравляет ее потребителей - птиц или людей, - то кто из нас будет ее покупать?

^* (Пестициды — ядохимикаты, применяемые для борьбы с вредителями и болезнями растений в сельском и лесном хозяйстве. Ряд их, особенно хлорорганические соединения, вызывает отравления животных, в частности птиц; хроническое отравление ими ведет к тому, что птицы прекращают размножаться (например, несут яйца с истонченной скорлупой, непригодные для насиживания). Несколько подробнее автор говорит об этом ниже.)

И это еще не все.

Как показали обследования крутых, выступающих в море мысов, пляжей, рифов, островов и островков вдоль побережья от центральной части Лабрадора на севере до Флориды на юге, в настоящее время на каждые сто пригодных для заселения птицами мест приходится около трех колоний, включая реликтовые. Число колоний продолжает уменьшаться по мере того, как люди вытесняют птиц с мест обитания или делают их непригодными для гнездования, например размещая на них чисто "человеческие" военные объекты или превращая их в полигоны для учебных стрельб ВМС и ВВС.

Наконец, мы подошли к самой страшной опасности из всех - голодной смерти.

В конце 1960-х годов в одной из самых больших сохранившихся в мире колоний тупика на острове Рёст у северо-западного побережья Норвегии стали явственно ощущаться признаки этого ужасного явления: хотя каждую весну там вылуплялось по полмиллиона птенцов, с каждым годом все меньше и меньше их доживало до подъема на крыло. Загадочная смертность продолжала расти, пока к 1977 году, согласно оценке, стал выживать лишь один птенец из тысячи. Тогда за изучение этой проблемы взялись норвежские орнитологи, которые и раскрыли тайную причину этого явления. Разгадка оказалась удручающе простой: чрезмерный лов сельди и других мелких промысловых рыб в Северо-Восточной Атлантике вызвал резкое сокращение их популяций, и все питающиеся ими животные, включая более крупных рыб и таких морских птиц, как тупики, погибали от голода. В 1980 году почти весь приплод тупиков на острове Рёст погиб голодной смертью. Согласно отчету, написанному в то время, "их место заняли миллионы жуков-могильщиков. Колонии были усеяны десятками тысяч высохших как мумии птенцов тупиков... желудки мертвых птиц забиты гравием и землей - свидетельство острого голодания". Трагедия повторилась летом 1981 года, когда большинство вылупившихся весной птенцов так и не поднялись на крыло и остались на острове, чтобы сгнить или превратиться в высохшие мумии.

Трагедия острова Рёст повторяется в Северо-Западной Атлантике в результате истребления мойвы коммерческим рыбным промыслом^*. К 1979 году стаи мойвы в открытом море, которые прежде были "хлебом насущным" для бесчисленных других морских животных, обитающих неподалеку от Североамериканского континента, потеряли всякое промысловое значение в результате перелова. Тот же процесс опустошения коснулся и прибрежных стай мойвы, с исчезновением которой голод подкрался к колониям морских птиц, особенно семейства чистиковых. Жестокое испытание голодом постигло последнюю колонию тупиков в Северной Америке - в заливе Уитлесс. В 1981 году менее 45% вылупившихся птенцов оперились, но и они были настолько истощены, что вряд ли вынесли бы жестокие холода своей первой зимовки на море. Эта массовая гибель от голода, вероятно, берет свое начало в 1978 году, хотя тогда на островах не было тому свидетелей. Нет никакого сомнения в том, что если человек радикально не сократит лов мойвы, то тупики, гагарки, кайры и другие виды морских птиц приблизятся еще на один шаг к полному вымиранию. Многие виды морских животных, менее приметных человеческому глазу, в том числе по крайней мере десятка два видов рыб, понесут также серьезные и трудновосполнимые потери.

^* (Подробнее об этой бойне см. в главе 11 о пелагических рыбах.)

К сожалению, людей, занимающих руководящие посты в промышленности и правительственных органах, кажется, вполне устраивает исчезновение морских птиц. Они рассуждают просто: если и когда мойва сумеет оправиться от страшного опустошения 1970-х и 1980-х годов, то к тому времени очень мало морских птиц останется в живых. Следовательно, опять будет больше мойвы для увеличения прибылей рыболовных корпораций.

В течение последних десятилетий Канадская служба охраны диких животных и Министерство рыболовства и морской среды вели междоусобную войну за судьбу всех тех животных, которые могут считаться в каком-то смысле конкурентами человека в дележе "морского урожая".

Это - битва Давида с Голиафом, только в нашем случае Давид не располагает ни смертоносной пращей, ни поддержкой бога коммерции нашего времени. Канадская служба охраны диких животных делает все, что может, а Министерство рыболовства уничтожает сделанное. Если оно возьмет верх, то некогда многочисленные популяции морских колониальных птиц северо-восточного побережья имеют очень мало шансов уцелеть.