Одиссея

Приписываемая Гомеру эпическая поэма "Одиссея"^* изобилует богами и богинями, героями и трусами, чудовищами и отвратительными тварями. В центре повествования - Одиссей, царь Итаки и герой Троянской войны. Совершенное им после войны десятилетнее странствие, в котором хватало опасностей, ужасов и трагедий, описано так ярко, что сохраняет свою привлекательность через две тысячи лет после сотворения поэмы.

^* (Гомер. Одиссея. Пер. В. Жуковского.- М.: Московский рабочий, 1982. )

В приводимом отрывке богиня Цирцея, предупредив Одиссея, чтобы остерегался сирен, рассказывает о двух опасностях, которые будут подстерегать его в пути. Затем герой проходит через страшные воды между Скиллой и Харибдой.

После ты две повстречаешь скалы: до широкого неба острой вершиной восходит одна, облака окружают темносгущенные ту высоту, никогда не редея... Страшная Скилла живет искони там. Без умолку лая, визгом пронзительным, визгу щенка молодого подобным, всю оглашает окрестность чудовище. К ней приближаться страшно не людям одним, но и самим бессмертным. Двенадцать движется спереди лап у нее; на плечах же косматых шесть подымается длинных изгибистых шей; и на каждой шее торчит голова, а на челюстях в три ряда зубы, частые, острые, полные черною смертью, сверкают; вдвинувшись задом в пещеру и выдвинув грудь из пещеры, всеми глядит головами из лога ужасная Скилла. Лапами шаря кругом по скале, обливаемой морем, ловит дельфинов она, тюленей и могучих подводных чуд, без числа населяющих хладную зыбь Амфитриты. Мимо ее ни один мореходец не мог невредимо с легким пройти кораблем: все зубастые пасти разинув, разом она по шести человек с корабля похищает. Близко увидишь другую скалу, Одиссей многославный: ниже она; отстоит же от первой на выстрел из лука. Дико растет на скале той смоковница с сенью широкой. Страшно все море под тою скалою тревожит Харибда, три раза в день поглощая и три раза в день извергая черную влагу. Не смей приближаться, когда поглощает: сам Посейдон от погибели верной тогда не избавит. К Скиллиной ближе держася скале, проведи без оглядки мимо корабль быстроходный: отраднее шесть потерять вам спутников, нежели вдруг и корабль потопить, и погибнуть всем.

...Я ж, обратясь ко спутникам, так им сказал, сокрушенный: "Должно не мне одному и не двум лишь, товарищи, ведать то, что нам всем благосклонно богиня богинь предсказала: всем вам открою, чтоб, зная свой жребий, могли вы бесстрашно или погибнуть, иль смерти и Керы могучей избегнуть. Прежде всего от волшебного пенья сирен и от луга их цветоносного нам уклониться велела богиня; мне же их голос услышать позволила; прежде, однако, к мачте меня корабельной веревкой надежною плотно вы привяжите, чтоб был я совсем неподвижен; когда же стану просить иль приказывать строго, чтоб сняли с меня вы узы, - двойными скрутите мне узами руки и ноги". Так говорил я, лишь нужное людям моим открывая. Тою порой крепкозданный корабль наш, плывя, приближался к острову страшных сирен, провожаемый легким попутным ветром; но вдруг успокоился ветер, и тишь воцарилась на море: демон угладил пучины зыбучее лоно. Вставши, товарищи парус ненужный свернули, сцепили с мачты его, уложили на палубе, снова на лавки сели и гладкими веслами вспенили тихие воды. Я же, немедля медвяного воску круг изрубивши на мелкие части мечом, раздавил на могучей ладони воск; и мгновенно он сделался мягким; его благосклонно Гелиос, бог жизнедатель, лучом разогрел теплоносным. Уши товарищам воском тогда заклеил я; меня же плотной веревкой они по рукам и ногам привязали к мачте так крепко, чтобы нельзя мне ничем шевельнуться. Снова под сильными веслами вспенилась темная влага, но в расстоянье, в каком призывающий голос бывает внятен, сирены увидели мимо плывущий корабль наш. С берегом он их поравнялся; они звонкогласно запели... Так они нас сладко-пеньем пленительным звали. Влекомый сердцем их слушать, товарищам подал я знак, чтоб немедля узы мои разрешили; они же с удвоенной силой начали гресть; а, ко мне подошед, Перимед с Еврилохом узами новыми крепче мне руки и ноги стянули. Но когда удалился корабль наш и более слышать мы не могли уж ни гласа, ни пенья сирен бедоносных, верные спутники вынули воск размягченный, которым уши я им заклеил, и меня отвязали от мачты. Остров сирен потеряли мы из виду. Вдруг я увидел дым и волненья великого шум повсеместный услышал. Выпали весла из рук у гребцов устрашенных; повиснув праздно, они по волнам, колыхавшим их, бились; а судно стало, понеже не двигались весла, его принуждавшие к бегу. Я же его обежал, чтоб людей ободрить оробелых...

...В страхе великом тогда проходили мы тесным проливом; Скилла грозила с одной стороны, а с другой пожирала жадно Харибда соленую влагу: когда извергались воды из чрева ее, как в котле, на огне раскаленном, с свистом кипели они, клокоча и буровясь; и пена вихрем взлетала на обе вершины утесов; когда же волны соленого моря обратно глотала Харибда, внутренность вся открывалась ее: перед зевом ужасно волны сшибались, а в недре утробы открытом кипели тина и черный песок. Мы, объятые ужасом бледным, в трепете очи свои на грозящую гибель вперяли. Тою порой шестерых отличавшихся бодрой силой товарищей, разом схватив их, похитила Скилла; взор на корабль и на схваченных вдруг обративши, успел я только их руки и ноги вверху над своей головою мельком приметить: они в высоте призывающим гласом имя мое прокричали с последнею скорбию сердца. Так рыболов, с каменистого берега длинносогбенной удой кидающий в воду коварную рыбам приманку, рогом быка лугового их ловит, потом, из воды их выхватив, на берег жалко трепещущих быстро бросает: так трепетали они в высоте, унесенные жадною Скиллой. Там перед входом пещеры она сожрала их, кричащих громко и руки ко мне простирающих в лютом терзанье. Страшное тут я очами узрел, и страшней ничего мне зреть никогда в продолжении странствий моих не случалось.

Приливный водоем в одном из заповедников Южной Калифорнии