Приложение. Биологическая станция военно-морского флота в Пойнт-Мугу (исторический очерк)

Испытательная станция морской артиллерии (ИСМА) находится в Чайна-Лейк (штат Калифорния), в пустыне Мохаве, в 160 км от океана. Но дела подводные ей отнюдь не чужды, и это никакой не парадокс. Испытательная станция морской артиллерии имеет несколько крупных вспомогательных подразделений на острове Сан-Клементе у берегов Калифорнии, а также мастерские и отделения в Лонг-Бич, подчиняющиеся филиалу в Пасадене. И одной из проблем, которыми занимается Испытательная станция морской артиллерии, является конструирование, производство и испытания торпед.

Об ученых и инженерах из Чайна-Лейк говорят как о людях творческих, одаренных и предприимчивых. Подбор и воспитание таких людей - это заслуга доктора Уильяма Б. Мак-Лина, многие годы работавшего заместителем начальника станции по научной части. Доктор Мак-Лин всегда считал, что нельзя ужо ставить цель перед исследователями и конструкторами и ограничивать инициативу творческих работников три выборе путей и способов решения поставленных задач^*. Подобные речи часто можно слышать в бюро по найму инженеров и ученых, но в жизнь они воплощаются очень редко. Администрация, как правило, не только четко ставит цель перед исследователями, но и пытается направить инициативу творческих работников по заранее избранному пути. Но в Чайна-Лейк инициатива действительно поощрялась и личным творческим интересам научных работников предоставлялся широкий простор.

^* (Доктор Мак-Лин высказал свои соображения по этому вопросу в апрельском выпуске газеты Испытательной станции морокой артиллерии "News and Views" за 1966 год и: в листовке "Руководство ходом исследовательских работ", выпущенной по случаю 15-й годовщины Института организации производства в Беркли (штат Калифорния) в 1963 году.)

Перед конструкторами торпед стояла и стоит важная задача: как повысить гидродинамический к. п. д. движения в воде, увеличив при той же мощности двигателя скорость торпеды и понизив уровень производимого ею шума. В поисках решения инженеры обратили внимание на дельфинов. О дельфинах писали, как о быстрых и бесшумных пловцах. Считалось - правда, на основании непроверенных данных,- что они могут двигаться со скоростью до 96 км/час - это невероятная скорость для движения в воде. Решено было проверить, действительно ли дельфины способны двигаться со скоростью такого порядка. Для проведения опытов Испытательная станция морокой артиллерии в 1960 году приобрела у "Тихоокеанского Мэринленда" самку тихоокеанского белобокого дельфина по имени Нотти.

Как было сказано в главе восьмой, эти опыты не дали ожидаемых результатов. Нотти не развивала и явно не могла развить высоких скоростей. На этом исследования морских артиллеристов так бы и закончились, едва успев начаться, но люди, работавшие с Нотти, увлеклись дельфинами и стали думать, нельзя ли как-то использовать их в военно-морском деле. Это легко понять, особенно если вспомнить, какой шум тогда стоял вокруг суждений Лилли о разумности и лингвистических способностях дельфинов. И этот шум, безусловно, способствовал продолжению работ по изучению дельфинов.

У Испытательной станции морской артиллерии не было отделений, где можно было бы изучать животных. Нотти содержали в бассейне "Тихоокеанского Мэринленда", а измерения ее скорости велись в плавучем доке, принадлежавшем отделу общей динамики фирмы "Конвэйр" в Сан-Диего. Разрешив исследователям продолжать работу с дельфинами, руководство Испытательной станции морской артиллерии пришло к выводу, что для этих работ следует организовать специальное отделение, разместив его в Пойнт-Мугу. В Пойнт-Мугу базировались два подразделения военно-морского флота - ракетный полигон и ракетный центр. Они могли взять новое подразделение под свою опеку и оказать ему помощь. А самое главное, избранное место находилось прямо на берегу океана возле обширной бухты.

Совершенно независимо от Испытательной станции морской артиллерии к решению организовать в Пойнт-Мугу морскую биологическую лабораторию пришло и руководство расположенного там Военно-морского ракетного центра. В составе Центра в то время работала небольшая группа ученых во главе с лейтенантом-коммандером^* Джеймсом X. Берриэном, физиологом отдела биологии военно-морского ракетного центра. Группа должна была участвовать в работах по космической программе, занимаясь системами жизнеобеспечения в замкнутом пространстве. Ню йог да министерство обороны возложило ответственность за космическую программу исключительно на военно-воздушные силы, Берриэн и его сотрудники переключились на решение аналогичных проблем, возникающих при конструировании подводных обитаемых домов. Попутно сотрудники Берриэна занялись и другими подводными делами, которые интересуют военных моряков - подводными шумами, животными, которые производят эти шумы, ядовитыми морскими организмами и биолюминесценцией. Они занялись также изучением особых свойств и особых органов чувств, присущих морским животным, надеясь, что новые открытия в этой области позволят улучшить созданные человеком приборы и аппараты (это направление науки часто называют "бионикой").

^* (Соответствует званию капитана-лейтенанта в нашем флоте.- Прим. перев.)

Надо сказать, что бухтой Мугу интересовались не только военные. Флора и фауна бухты были исключительно богаты и разнообразны, и поэтому бухта Мугу в течение многих лет была сборным пунктом биологов со всего побережья от Сан-Франциско до Сан-Диего. Военные сильно потеснили ученых, а в ноябре 1961 года разнесся слух о том, что бухту совсем закроют для посторонних и отведут ее внешнюю часть под полигон для испытания новых видов легкого морского вооружения. И тогда Берриэн уговорил нескольких известных биологов написать "по собственной инициативе" письма с протестом против этих планов. Эти письма попали на стол к контр-адмиралу Джону Кларку, начальнику Тихоокеанского ракетного полигона, и к капитану^* К. С. Чайлдерсу, начальнику Военно-морского ракетного центра. В письмах говорилось о научной и эстетической ценности бухты, авторы предлагали устроить в бухте заповедник или же создать в Пойнт-Мугу морскую биологическую станцию под эгидой военно-морского флота. Именно этого добивался Берриэн. Кое-кто из авторов писем прямо ссылался на Берриэна и его планы, так что без особого труда можно, было сообразить, кто инициатор всей кампании писем. Само собою разумеется, военные косо смотрят на офицеров, которые пытаются влиять на решения командования, обращаясь к гражданским лицам и организациям. Уже только поэтому усилия Берриэна могли привести к прямо противоположным результатам. Но адмирал Кларк и капитан Чайлдерс понимали, что бухта имеет научное значение, и их нельзя было упрекнуть в беззаботном отношении к естественным ресурсам этого уголка побережья. И кампания писем прямо или косвенно привела к нескольким важным решениям.

^* (Соответствует званию капитана I ранга в нашем флоте.- Прим. перев.)

Прежде всего командование Военно-морского ракетного центра пригласило на работу профессора Джорджа Э. Мак-Гинити и его супругу Нетти, специалистов по биологии моря. Супруги Мак-Гинити, авторы "Естественной истории морских млекопитающих" и многих интересных научных статей, принадлежат к числу старейшин сословия морских биологов на западном побережье Соединенных Штатов. В течение двадцати пяти лет до овоей отставки в 1957 году профессор Мак-Гинити возглавлял Морскую лабораторию Кёркхоффа в Калифорнийском технологическом институте. И вот летом 1962 года супруги Мак-Гинити подписали контракт с Военно-морским ракетным центром, обязавшись вести наблюдения за флорой и фауной бухты Мугу. Профессору Мак-Гинити было уже за семьдесят, но он по-прежнему был полон энергии. Супруги Мак-Гинити быстро завоевали любовь и уважение всего персонала Пойнт-Мугу. Они провели там три года, проделав огромную работу по оценке местных биологических ресурсов.

Не исключено, что увлеченность супругов Мак-"Гинити сыграла не последнюю роль в том, что капитан Кейси Чайлдерс дал "добро" на работу по программе прикладных биологических исследований. Более того, надеясь, что программа даст практические результаты, которыми смогут воспользоваться военные моряки, капитан Чайлдерс, заручившись поддержкой доктора Сиднея Р. Гэллера, тогдашнего руководителя отдела биологии Управления исследований военно-морского флота, обеспечил финансирование этой программы, хотя и в очень скромных масштабах. Между Испытательной станцией морской артиллерии и Военно-морским ракетным центром было заключено соглашение, и вот в Порнт-Мугу, на песчаной косе, отделяющей бухту от океана, возникла новая исследовательская лаборатория, получившая потом наименование Военно-морской биологической станции. Вряд ли я ошибусь, считая ее в своем роде единственной в мире.

В начале своего существования эта станция выглядела весьма разочаровывающее. На средства, выделенные Испытательной станцией морской артиллерии, в июне 1962 года был сооружен бетонный бассейн диаметром 15 и глубиной 2 м. Бассейн соединялся с бухтой бетонным каналом, по которому предполагалось переводить дельфинов в комплекс морских вольер. Этот бассейн был первым сооружением на территории биостанции. В старом сборном металлическом бараке супруги Мак-Гинити разместили свою лабораторию и канцелярию. В Чайна-Лейк отыскались два фургона-автоприцепа, их отбуксировали в Пойнт-Мугу и установили возле бассейна. Было куплено два вагона-холодильника, из которых соорудили небольшой дом. Все эти помещения предназначались только для оборудования. Служебную площадь для персонала командование выделило в здании, расположенном километрах в полутора от бассейна.

Через месяц после окончания строительства бассейна, в июле 1962 года, на станцию доставили первых трех дельфинов, купленных у рыбака в Санта-Монике. Это были тихоокеанские белобокие дельфины, ближайшие родичи Нотти, умершей в декабре 1961 года в "Тихоокеанском Мэринленде".

Дельфины в бассейне не прижились и вскоре погибли. Причина их гибели осталась неизвестной, но многие сочли, что это произошло из-за плохого качества воды. Бассейн снабжался морской водой из мелкого стального колодца, сооруженного на пляже. Сталь ржавела, окислы железа смешались с песком, образовалась колония железобактерий, обильно загрязнявших воду гидратом окиси железа - хлопьевидной смесью ржавого цвета. Теперь у нас есть опыт, который заставляет сомневаться в том, что мутная вода могла привести к столь трагическим последствиям, но тогда этого опыта ни у кого не было. Объяснение было сочтено достаточно убедительным, и для снабжения бассейна чистой морской водой был построен длинный водовод вдоль причала возле пляжа.

Теперь надо было срочно найти человека, имеющего опыт в обращении с дельфинами. За содержание животных в бассейне отвечал отдел биологии Военно-морского ракетного центра, и руководитель отдела доктор Клинтон X. Мааг обратился в Вашингтон к Сиду Гэллеру с вопросом, нет ли у него на примете кого-нибудь, кто не только умеет обращаться с дельфинами, но и сведущ в морской биологии. В то время таких специалистов было немного. Гэллер был знаком со мной и назвал Маагу мое имя.

Мы с Сидом Гэллером познакомились за много лет до этого. Я работал ведущим биологом в лаборатории Лернера на острове Бимини, а в 1951 году стал куратором "Флоридского Мэринленда", где вскоре тоже была организована исследовательская лаборатория. И на острове Бимини, и во "Флоридском Мэринленде" я встречался со многими учеными, приезжавшими к нам для научной работы. Большая часть первых публикаций по этологии дельфинов явилась результатом совместной работы таких гостей и. научных сотрудников "Флоридского Мэринленда". Руководя отделом биолопии Управления исследований военно-морского флота, Сид Гэллер поддерживал деятельность многих биологов, которые вели у нас свои опыты. И он, и я - мы оба принимали участие в различных научных совещаниях, и там наше знакомство окрепло. Так что Гэллеру не пришлось долго раздумывать, прежде чем ответить на вопрос Маага.

Доктор Мааг приехал во "Флоридский Мэринленд" и предложил мне (переехать Пойнт-Мугу. Слухи о том, что военные моряки заинтересовались дельфинами, дошли до меня еще раньше, но я не знал никого из участников работ. Предложение было лестным, но я колебался и попросил время на обдумывание. Чтобы помочь мне решиться, Мааг пригласил меня в Пойнт-Мугу в качестве консультанта. Я познакомился с людьми, которые там работали. В 1962 году лейтенант коммандер Берриэн ушел в отставку и поступил на работу в аэрокосмическую фирму, но пробужденный им интерес к изысканиям в области морской биологии отнюдь не угас. Я встретился с капитаном Чайлдерсом, и он посвятил меня в свои планы. Чайлдерс надеялся, что, несмотря на скудное финансирование и ограниченные возможности, небольшая группа биологов в течение трех лет добьется таких успехов, что от Вашингтона с полным основанием можно будет требовать большей поддержки. План был дерзок и заманчив, и мне предназначалась в нем далеко не последняя роль.

Вернувшись во Флориду, я написал Клинту Маагу, прося его дать ход делу о моем поступлении на государственную службу. В июне 1963 года я перебрался в Пойнт-Мугу. В Военно-морском ракетном центре был образован отдел морокой биологии, и я был назначен его руководителем. Моим партнером от Испытательной станции морской артиллерии был сначала Томас Дж. Лэнг, тот самый, что вел работу с Нотти. Потом на эту должность был назначен Билл Э. Пауэлл. Ответственность за морские биологические изыскания в Пойнт-Мугу была полностью возложена на нас.

В нашем распоряжении находились кое-как сколоченные сооружения на песчаной косе, которые официально именовались "Станцией по исследованию китообразны", а в обиходе были известны как "Дельфиний пруд". И то, и другое название на первых порах точно соответствовали сути дела: главным образом нас интересовали дельфины. Испытательная станция морской артиллерии ни о чем другом и слышать не хотела. Полномочия Военно-морского ракетного центра были гораздо шире, его руководство могло утвердить любое направление биологических изысканий, которое пошло бы на пользу Флоту. Но помимо опытов с дельфинами мы могли взять на себя лишь общие наблюдения за бухтой, которые вели супруги Мак-Гинити. Нас интересовало многое, но не было ни времени, ни квалифицированных людей.

В течение нескольких лет наше штатное расписание и бюджет были относительно невелики. В начале 1964 года персонал станции состоял из трех биологов, двух инженеров, одного ветеринарного врача, секретарши и семи военнослужащих. От Испытательной станции морской артиллерии у нас работало шестеро сотрудников на неполных ставках и только двое на полных. Но постепенно персонал рос, росли ассигнования, расширялся круг тем, и наконец наше учреждение было переименовано в Военно-морскую биологическую станцию.

Устройству станции мы посвятили много времени и сил. В то время, когда я в первый раз посетил Пойнт-Мугу, главной задачей было сооружение дополнительных бассейнов. В большом бетонном бассейне хватало места лишь для содержания животных, а для работы с ними станция располагала всего тремя небольшими пластиковыми бассейнами - увы! - весьма далекими от совершенства. Для уборки и очистки их надо было осушать, а в ветреную погоду это было небезопасно: без воды, служившей им одновременно и балластом, бассейны на ветру могли опрокинуться. Когда дельфин, кружа в бассейне, прибавлял ходу, пластиковый остов начинал опасно сотрясаться. Бывали случаи, когда стенки бассейна спадались, выплескивая и воду, и дельфина на песок. И в первую очередь мы построили деревянный бассейн диаметром 8 м и глубиной 1,5 м. Он был нам необходим для исследования слуха дельфинов, поскольку лишь дерево обладает нужными для таких опытов акустическими свойствами. Этот деревянный бассейн обошелся нам не намного дешевле бетонного.

Бюджет наш был ограничен, поэтому новое оборудование и снаряжение мы покупали только тогда, когда в нем остро нуждались, а выпросить его или получить даром нам не удавалось. Мы старались быть экономными и изобретательными, но это получалось у нас далеко не всегда. Нам нужно было построить вольеры в бухте, такие сооружения стоят очень дорого, особенно если приходится забивать в дно сваи и крепить к ним ограждения. Вначале нам сопутствовала удача: в Лаборатории строительной техники военно-морского флота, расположенной в Порт-Хьюним, недалеко от Пойнт-Мугу, нашлись понтоны. Там же мы бесплатно раздобыли противоторпедные сети из стальных колец. И мы решили свай не забивать, а укрепить ограждения из сетей на понтонах, которые заодно можно будет использовать в качестве переходов и платформ для установки приборов. Но понтоны надо было сварить друг с другом, расставить в бухте и навесить на них сети. У нас созрел заманчивый план: "Морские пчелы" из флотского строительного батальона в Порт-Хьюним проходят курс практических занятий; так почему бы им, практикуясь, не сделать для нас полезную работу? Но увы! Оказывается, закон воспрещает "Морским пчелам" строить сооружения для государственных учреждений. Как мы ни хитрили, пришлось нанимать рабочих и заплатить за работу 25 000 долларов. В те времена при нашем бюджете это были огромные деньги, и нам приходилось утешать себя лишь тем, что станция со свайными или береговыми сооружениями обошлась бы гораздо дороже.

Надо сказать, что затраты на плавучие вольеры полностью себя оправдали. Именно в плавучих вольерах мы готовили дельфинов к работе в открытом море. В большом бетонном бассейне животные проходили начальный курс дрессировки, потом их переводили в малые плавучие вольеры и учили проплывать через ворота в большие огражденные участки бухты. Убедившись, что животные послушно исполняют команды, мы начинали постепенно выводить их из вольер в открытую часть бухты, а затем и в океан. Таким образом, вольеры серьезно облегчили нам дрессировку животных.

В октябре 1964 года закончилось строительство нового прямоугольного бетонного бассейна 18 м длиной, 8 м шириной и 3 м глубиной. А через год мы обзавелись еще тремя круглыми бетонными бассейнами, самый крупный из которых имел в диаметре 9 м.

Следующей нашей важной заботой было обеспечение бассейнов морской водой. Морская вода была, если так можно выразиться, кровью в жилах нашей станции. Пластиковые артерии, подводившие ее к бассейнам, все время находились под угрозой склероза: на стенках водоводов селились балянусы и мидии. Надо было предотвратить обрастание наших водоводов. Мы решили эту задачу, применив помпы и горячую пресную воду. Каждую вторую субботу специальная бригада подключала к морским водоводам передвижной кипятильник и прокачивала сквозь трубы пресный кипяток.

Проблема засорения водоводов была этим решена, но вода в бассейнах чище не стала. Ее прозрачность зависела от состояния океана в районе пристани. Особенно мутная вода поступала в бассейны во время прилива, в ней даже трудно было разглядеть дельфинов, и это очень мешало вести опыты. В конце концов нам пришлось отказаться от прямого забора морской воды из океана и пробурить на косе две скважины для получения соленой воды. Вода стала чище, отпала необходимость промывать водоводы кипятком.

Но особенно важным вопросом для нас было строительство зданий. Строительство на территории военных баз и лагерей находится под строгим контролем. Без разрешения Управления строительных работ нельзя возводить никаких сооружений, нельзя ставить сборные дома и даже устанавливать домики на колесах. Управлению общественных работ разрешалось строить для нас сооружения ценой до 5000 долларов, пользуясь услугами гражданских подрядчиков. Здания ценой от 5000 до 25 000 долларов относятся к категории "Особых объектов", и сооружать их можно только с разрешения нашего командования в Вашингтоне, то есть Бюро морских вооружений. Все, что стоит свыше 25 000 долларов, относится к категории "Военные сооружения", и для строительства такого объекта требуется согласие конгресса. Мы очень нуждались в закрытых рабочих помещениях. Старые автоприцепы и маленькое строеньице, слаженное из двух вагонов-холодильников, же соответствовали никаким нормам. Места для оборудования не хватало даже после того, как в 1965 году мы с трудом, но бесплатно получили еще два 16-метровых автоприцепа с бывшей военно-морской базы в Пойнт-Аргуэльо, переходившей в подчинение военно-воздушных сил.

Положение несколько облегчилось в том же 1965 году, когда закончилось строительство 18-метрового лабораторного корпуса. Это был "особый объект", он числился в списках новых сооружений Военно-морского ракетного центра, одобренных Бюро морских вооружений. Проект корпуса готовило. Управление общественных работ, строительство осуществлялось гражданским подрядчиком и длилось два года. Управление общественных работ помогло нам соорудить самый большой дом, какой можно построить за 25 000 долларов. Официальные порядки мы соблюли, здание обошлось нам, насколько я помню, в 24 999 долларов 95 центов.

Работать нам стало намного легче, но разрешены были далеко не все проблемы. Нам нужны были крытые бассейны. В крытых бассейнах можно работать в плохую погоду, там дельфину, подолгу остающемуся на поверхности, не угрожает солнечный ожог, под потолком можно размещать телекамеры и разную записывающую аппаратуру. Мы так и эдак пытались заполучить кровлю над бассейном, но всюду натыкались на волокиту и отсрочки. Выручили нас сборные куполообразные тенты Бакминстера Фуллера. Тент - не здание. Разрешений на его установку не требуется, его можно приобрести по каналам снабжения, просто подписав бланк заказа, а стоит он недорого.

И вот мы заказали тент и получили его. Это был самый что ни на есть "Бакминстер Фуллер" в виде аккуратно упакованных пакетов с элементами конструкции. Каждый элемент - равносторонний фанерный треугольник на раме из брусьев сечением 50 х 100 мм и длиной 1800 мм. В отдельных ящиках лежали все крепежные детали - гайки, болты, скобы. Приложена инструкция, по которой два человека могут собрать тент за два-три дня.

В качестве кровли тент был очень хорош, но между его нижним краем и парапетом бассейна оставался просвет высотой метра два, так что Бакминстер" не защищал от ветра и косого дождя. Мы это предвидели, и Моррис Уинтермэнтл, наш бесценный "специалист по особому оборудованию" (а также ловец дельфинов, строитель вольер, плотник, такелажник и мастер на все руки), не тратя времени даром, соорудил фанерные щиты, с помощью которых тент превратился в закрытый купол. И тут нас озарило - вот оно, решение проблемы закрытых рабочих помещений!

Мы заказали еще один "Бакминстер Фуллер", но уже не тент, а купол (он все равно юридически зданием не считался) и поставили его над деревянным бассейном. Потом еще один - для бетонного бассейна. Никто не мог придраться, никто не протестовал, и тогда мы заказали еще один купол для Сэма Риджуэя, устроившего под ним амбулаторию для дельфинов... В конце концов, у нас оказалось семь куполов, включая один, оборудованный рентгеновской установкой, анестезиологической аппаратурой и операционными столами. Со стороны станция стала похожа на поселение эскимосов-великанов.

За все годы своего существования "Дельфиний пруд" так и не приобрел респектабельного вида. Но в этом беспорядочном скоплении домиков, автоприцепов, куполов, бассейнов и вольер у исследователей были огромные возможности для ведения научной работы. Таких возможностей не имела ни одна морская биологическая лаборатория в США и во всем мире. И дело здесь не только в сооружениях. Для начальной и промежуточной стадий дрессировки в нашем распоряжении были воды бухты, а до глубоководных районов, где завершалась подготовка животных, было рукой подать. В часе езды от нас находилось отделение Калифорнийского университета в Санта-Барбара, недалеко было и до отделения Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, так что мы могли поддерживать живейший контакт с нашими коллегами в ученых кругах.

Многие из этих коллег не одобряли нашего согласия работать с военными. Откровенно говоря, бывали периоды, когда нас раздражали волокита и бюрократизм, царящие в военных и правительственных учреждениях. Но вскоре выяснилось, что наши друзья в огромном Калифорнийском университете работают в ничуть не лучших условиях, как, впрочем, и все ученые, связанные с большими промышленными комплексами. Бумаготворчество, любовь к порядку, ограничения и бюрократическая инертность одинаковы повсюду - и в правительственных учреждениях, и на крупных предприятиях, и в больших академических центрах.

Возиться с животными в окружении военных баз не всегда бывает легко и удобно, но у такого соседства есть свои бесценные преимущества. Мы ощущали их всякий раз, когда нам требовалась быстрая и действенная помощь. Во время отлова дельфинов и при проведении морских операций к нашим услугам всегда были военные суда - катера поиска ракет и корабли-спасатели морских летчиков, принадлежавшие Тихоокеанскому ракетному полигону. Во время ремонтных работ под водой нам часто помогала местная команда водолазов-подрывников. Все виды тяжелого оборудования - от бульдозеров до подъемных кранов - были в нашем распоряжении, как только в этом возникала нужда, а в некоторых случаях, особенно когда дельфины терялись в море, нас поддерживали вертолетчики. Только военные базы располагают столь разнообразными материальными ресурсами.

В 1964 году капитана Чайлдерса сменил на посту начальника Военно-морского ракетного центра капитан Карл О. Холмквист. К счастью, Холмквист продолжал оказывать нам серьезную поддержку. По нашей просьбе он утвердил новое штатное расписание станции, по которому число штатных единиц для вольнонаемного состава увеличивалось с четырех до двадцати пяти. Это позволило нам принять на службу людей, без которых мы не могли вести серьезные работы. Карлу Холмквисту - теперь он стал контр-адмиралом и начальником Управления исследований военно-морского флота - наша станция обязана многими своими успехами.

В 1967 году была образована новая организация - Военно-морской подводный центр со штаб-квартирой в Сан-Диего. Заместителем начальника центра по научной работе стал доктор Мак-Лин. В Центр перешли многие работники Испытательной станции морской артиллерии. И наша биостанция со всем ее персоналом от Испытательной станции морской артиллерии и Военно-морского ракетного центра перешла в подчинение Военно-морского подводного центра наряду со многими подразделениями различных научных лабораторий Военно-морского флота.

Военно-морской подводный центр - это организация широкого профиля, имеющая станции и лаборатории в Пасадене, Лонг-Бич, на острове Сан-Клементе, на озере Панд-Орей в штате Айдахо и на мысе Принца Уэльского в штате Аляска. В 1968 гаду Военно-морской подводный центр учредил лабораторию на Гавайских островах, куда решено было перенести исследовательские и конструкторские работы по морским млекопитающим. Ответственным за прикладную часть работ лаборатории был назначен Билл Э. Пауэлл, бывший генеральный представитель Испытательной станции морской артиллерии в Пойнт-Мугу. На его же была возложена ответственность за устройство необходимых сооружений на авиабазе морской пехоты в Канеохе-Бэй, где разворачивалась лаборатория.

Нам, оставшимся в Пойнт-Мугу, стало ясно, что отныне все важные исследовательские работы будут вестись на Гавайских островах и в Сан-Диего, а мы превратимся в небольшое вспомогательное подразделение и не сможем больше заниматься изучением морских млекопитающих. Наши стальные вольеры в бухте обветшали, большой бетонный бассейн нуждался в дорогостоящем ремонте. И бухта постепенно становилась непригодной для работы: городское строительство в соседней долине привело к тому, что при любом ветре с моря, препятствующем свободному стоку вод в океан, бухта начинала превращаться в замусоренное пресноводное озеро.

Мы стали добиваться перевода в Сан-Диего. Наша просьба была удовлетворена, и недалеко от штаб-квартиры Военно-морского подводного центра, на месте бывшего опреснительного завода, началось строительство новой станции. Дело пошло сравнительно быстро, потому что на этой территории уже имелось здание примерно таких же размеров, как в Пойнт-Мугу, и морской водовод большого сечения, уходивший далеко в море.

Два года мы готовили новую станцию и наконец перевели туда персонал и животных. В сентябре 1971 года переезд завершился, и в январе 1972 года состоялась церемония открытия первой очереди сооружений лаборатории биологии моря, входящей в состав Военно-морского подводного центра.