* (Чани-Джон — местное название высоколобого бутылконоса, представителя семейства клюворылых китообразных — Hyperoodon ampullatus.)
Это - один из самых удивительных и наименее изученных мелких китов. Западные кланы этого глубоководного вида зимуют в водах побережья Новой Шотландии и Новой Англии, затем мигрируют через Большую Ньюфаундлендскую банку, а лето проводят на севере, заходя до самой кромки льдов. Чаще всего их жизнь проходит вне поля зрения людей, и менее столетия назад род человеческий еще не доставлял им неприятностей. Первыми их врагами стали британские китобои XIX века, которые по какой-то, ныне забытой причине назвали их именем Чани Джон. Сегодня эти киты известны нам под мало привлекательным названием бутылконосов.
Чани Джон - зубатый кит - входит в одно семейство с морскими свиньями и другими дельфинами, но в отличие от них может достигать десяти с половиной метров длины и до 8 тонн веса. Питается он в основном кальмарами, за которыми охотится на большой глубине. Исключительно мощные и подвижные, эти киты, возможно, являются чемпионами мира по глубоководному нырянию среди млекопитающих всего мира. Один загарпуненный бутылконос поставил своеобразный рекорд. Он утащил за собой, погружаясь вертикально, 1300 метров троса и через два часа вынырнул почти в том же месте, все еще полный жизни.
Встречавшийся в изобилии в северных водах Чани Джон до 1870-х годов, когда появилась гарпунная пушка, не представлял для китобоев особой потенциальной ценности: мало того что его трудно было убить, он к тому же еще и тонул. И тем не менее он вызывал у них определенный косвенный интерес. Это видно из следующего рассказа Фритьофа Нансена о плавании у восточного побережья Гренландии:
"Мы видели много бутылконосов, часто спокойно плавающих на воде впереди или позади нашего судна. Стая за стаей киты подходили по ветру прямо к борту, затем описывали круги, стараясь разглядеть нас со всех сторон.
С сожалением признаюсь, что мы сделали несколько попыток стрелять в них из скорострельных винтовок, но они не обратили на это никакого внимания. Поэтому мы решили стрелять залпом.
Три бутылконоса шли прямо на нас. Когда они приблизились к корме, один из них остановился и замер на воде ярдах в двадцати от судна. Стрелки выстроились группой на неполной палубе на корме. При счете "три" мы дали залп, но кит, высоко взметнув свой хвост и с силой шлепнув им о воду, тут же исчез. Чайки с видимым удовольствием хватали оставшиеся на воде кусочки подкожного сала. Кит, очевидно, почти не обратил внимания на наши пули, поскольку позже мы увидели его безмятежно плавающим среди других китов. Мы узнали его по неотступно следовавшим за ним чайкам, которые садились на воду, несомненно, для того, чтобы подбирать кусочки его сала и пролитую кровь.
Капитан счел небезынтересным спустить на воду шлюпку и посмотреть, как близко мы смогли бы подойти к китам. Мы так и сделали и принялись грести по направлению к одному или двум животным, неподвижно лежащим на воде. Нам удалось подойти к ним так близко, что, казалось, могли дотянуться до них веслом. Тут они внезапно подняли в воздух хвосты, с силой шлепнули ими о воду, окатив гребцов с головы до ног, и исчезли. Вскоре они снова вынырнули на поверхность рядом со шлюпкой и принялись кружить вокруг нее, стараясь получше нас рассмотреть с разных позиций. Затем они залегли под самой поверхностью воды и, повернувшись в нашу сторону, стали следить за нами своими маленькими глазками.
Раз капитану удалось зацепить хвост одного из них отпорным крюком. Кит высоко взметнул хвост и, с плеском ударив им о воду, ушел в глубину. Пока мы потихоньку двигались на веслах вперед, с полдюжины китов следовали за шлюпкой то сбоку, то слегка впереди или позади нас, но всегда с непосредственной близости: очевидно, ими владело крайнее любопытство.
Не могу отрицать - нам очень хотелось иметь что-нибудь, чем можно было бы зацепиться за одного из наших больших попутчиков и прокатиться на этакой беговой лошадке, как это однажды удалось капитану Маркуссену, "запрягшему" как-то одного такого кита. Вот как он сам рассказал нам об этом на борту "Викинга":
"Я не мог больше равнодушно видеть всю эту ворвань, год за годом бесполезно торчащую в море вокруг моего корабля. И вот однажды в погожий день, увидев вокруг множество бутылконосов, я взял в шлюпку гарпун и для большей верности три буксирных троса... Немного погодя мы встретили великолепный экземпляр, который подошел к самому носу нашей шлюпки. Когда я вонзил в него мой гарпун, он, подняв целый сноп брызг, ушел под воду. Трос вытравливался с такой быстротой, что можно было чувствовать горелый запах от трения его о борт. Первый трос скоро кончился, за ним последовал второй, а за тем и третий - уходивший в воду так же быстро, как и первые два.
Не успел трос вытянуться на всю длину, как кит тут же, без передышки потащил под воду и саму шлюпку, и вот она уже скрылась в глубине, оставив нас барахтающимися на поверхности.
Люди кричали как безумные - они не умели плавать, но я приказал им замолчать и дал им по веслу, чтобы они могли держаться за него на воде.
К нашему счастью, "Вега" находилась поблизости с разведенными парами и смогла тут же подойти и вытащить нас из воды.
Но эти животные могут дьявольски долго оставаться под водой. Хотя море было гладким как зеркало и мы весь день вели зоркое наблюдение за Поверхностью из "вороньего гнезда"* в надежде заметить нашу шлюпку, нам больше не привелось увидеть ни шлюпки, ни утащившего ее кита. Он, конечно, так и не всплыл до самого горизонта.
Мне было очень досадно потерять такую хорошую шлюпку.
* (Бочка для наблюдателя на мачте судна. - Прим. перев.)
Так вот, я не собирался рисковать еще одной шлюпкой, но не терял надежды, что в другой раз я все равно рассчитаюсь с ним за это. В следующем году я взял с собой несколько бочек из-под керосина. Три из них я прикрепил к трем новым буксирным тросам и уложил их на дно шлюпки.
Затем мы опять начали с начала. Я снова прицепился к "рыбе", и кит, как и раньше, сорвался в глубину. Кончился первый трос, и мы выкинули через борт первую бочку. Не останавливаясь, кит потянул ее вниз с той же скоростью. За вторым тросом в море последовала вторая бочка, которая так же быстро, как и первая, ушла на глубину; тем временем третий трос уже уходил в воду, словно в ней вообще не было никаких бочек.
Наконец, мы выбросили в воду третью бочку, и черт меня дери, если она не скрылась под водой так же быстро, как и прежние. Вот так мы потеряли кита, а вместе с ним три троса и три бочки, которых мы уже никогда больше не видели. Насколько мы могли судить, кит так и не всплыл в поле нашего зрения.
Кто бы мог подумать, что у старой "рыбы" столько сил? Как бы там ни было, но после этого я отказался от дальнейших попыток рассчитаться с нею".
Примерно в 1877 году гренландские киты почти исчезли. Тогда кое-кто из шотландских китобоев начал охотиться на Чани Джона в северозападных водах, используя гарпуны и гранаты. Еще Нансен обнаружил, что дружелюбие и любопытство Чани Джона делают его легкой добычей. Больше того, у этих китов были чрезвычайно прочные семейные узы, и они никогда не покидали раненого члена своей семьи, о чем свидетельствовал капитан Дэвид Грей - шотландец, первым начавший охотиться на них:
"Они обладают сильно развитым стадным чувством и держатся стадами по четыре-десять китов, но часто вы можете сразу видеть много отдельных стад. Взрослые самцы нередко плавают сами по себе, а молодых самцов, самок и детенышей иногда видят вместе с вожаком - старым самцом.
Они весьма доверчивы, подходят близко к борту и начинают кружить вокруг судна и подныривать под него, пока не утолят своего любопытства. Стадо ни за что не покинет своего раненого собрата, пока он жив, но немедленно оставляет его после смерти; в случае если удается загарпунить следующего кита, пока еще не умер предыдущий, мы можем таким образом перебить всю стаю - до десяти, а бывает и десятка полтора, - пока мы не выпустим их из рук".
В 1882 году шотландский китобоец "Эклипс" под командой капитана Грея убил в водах северного Лабрадора 203 Чани Джонов. После этого охота за ним приобрела небывалые размеры. Особенно старались норвежские китобойные суда, оснащенные новым вооружением в виде страшного гарпунного орудия Свена Фойна. К 1891 году в этом промысле уже участвовали семьдесят норвежских судов-китоубийц. Каждый последующий год до начала XX века норвежцы добывали в среднем по 2000 китов и еще больше "поражали" и теряли. Опустошение, причиненное им флотилиями этих стран, было столь велико, что к 1920 году китобои смогли убивать не более 200-300 китов в год. Поэтому от "промысла" пришлось отказаться как от недостаточно прибыльного.
Китобоям не удалось полностью истребить Чани Джонов, поскольку уцелевшие киты, рассеянные на просторах океана, уже не заслуживали их внимания. А между тем эти последние бутылконосы сумели найти друг друга, и в следующем полстолетии стада бутылконосов стали снова пополняться. Казалось, что со временем они смогут восстановить свою численность до первоначального уровня, но случиться этому не было дано.
Как мы уже знаем, в 1920-х и 1930-х годах норвежские китобои приложили поистине гигантские усилия, чтобы уничтожить крупных китов в южных водах. Однако после того, как это чудовищное кровопролитие достигло своего апогея, а потом пошло на убыль из-за нехватки китов, норвежские промысловики один за другим стали возвращаться к охоте на китов "второго сорта" в водах поближе к своему дому. Главным в этом ряду был кит Минке* (о нем еще речь впереди), хотя чертовски оперативные норвежцы, обнаружив, что в западных водах снова появился Чани Джон, начали охотиться и за этим китом. Вторая мировая война не помешала норвежскому китобойному промыслу, который продолжался под покровительством немцев, однако он был ограничен прибрежными водами, где Чани Джон, будучи пелагическим видом, встречался редко. Ну, а когда война закончилась, норвежские китобои возобновили промысел в открытом море.
* (Малый (остромордый) полосатик. - Прим. перев.)
Получив в свое распоряжение новое поколение исключительно быстроходных и высокоэффективных малых китоубийц, они принесли смерть и опустошение сначала обитателям вод Шотландии, а затем двинулись на запад к Фарерским островам, Исландии, Гренландии и северо-восточному побережью Америки. По пути норвежцы опустошали и без того немногочисленные уцелевшие стада Чани Джонов.
В 1962 году я побывал на борту одного из малых китобойных судов в гавани Турсо в северной Шотландии. Шкипер, он же гарпунер двадцатитрехметрового китобойца, весело объяснил, чем он занимается:
"Можете называть нас просто мясниками, - сказал он, засмеявшись. - Мы получаем снабжение в Бергене и идем западным курсом до тех пор, пока не наткнемся на китов. Лучший для нас - это Минке, за ним следует бутылконос, однако, если их не хватает, всегда есть косатки и обыкновенные гринды.
Подстрелив кита из нашей пятидесятимиллиметровой пушки, мы подтаскиваем его к борту. Если кит не слишком большой, мы втаскиваем его на палубу. В противном случае мы затягиваем вокруг него петлю стропа и пришвартовываем его к борту; наши парни, обутые в ботинки с шипами, перелезают через борт с разделочными ножами в руках. Понимаете, у нас не слишком много холодильных трюмов для хранения, так что мы, как правило, срезаем с кита лучшие куски мяса на жаркое, филей и бифштексы. Остальное? Что ж, ведь и акулам нужно ужинать".
Я спросил, пользуется ли спросом китовое мясо, и мне ответили, что мясо Минке очень высоко ценится в Норвегии, где некоторые люди предпочитают его говядине, а вот мясо бутылконоса годится только на корм домашним животным. В случае если объем добычи превышает потребительскую емкость местного рынка, мороженое мясо отправляют на японский рынок, который, похоже, не знает насыщения.
Второе опустошение запасов Чани Джона было менее масштабным, чем первое, лишь потому, что не нашлось достаточно китов. Тем не менее в результате более целенаправленного промысла этот вид китов был почти полностью истреблен в Северной Атлантике. В период между 1962 и 1967 годами флотилия Карла Карлсена, базировавшаяся в Бландфорде, Новая Шотландия, истребила восемьдесят семь Чани Джонов, однако за пять последних лет работы базы киты этого вида больше не попадались. В 1969-1971 годах норвежские китобойные суда, плавающие на дальние расстояния и промышлявшие у Атлантического побережья Канады главным образом китов Минке, попутно убили около 400 бутылконосов, но уже в 1972 году им удалось встретить и уничтожить лишь семнадцать китов. В последующие годы - ни одного.
По мнению одного канадского зоолога, Чани Джону, возможно, предназначено судьбою, вторым после атлантического серого кита, погибнуть от рук человека, несмотря на то что с 1977 года бутылконосы Северной Атлантики пользуются "статусом временно охраняемого" вида, дарованным ему Международной Китобойной комиссией.