Грустный финал

К вечеру сейнер снялся с якоря и исчез за горизонтом. Мысль о том, что рыбаки могли стрелять в наших дельфинов (В то время еще не было международного соглашения о запрещении промысла дельфинов в Черном море, принятого в 1966 году по инициативе СССР. Добычу их до сих пор ведет только Турция, не присоединившаяся к этому договору.- Прим. ред.), приходила мне в голову, но я тут же отбрасывал ее, настолько дикой каза­лась она мне: кто мог бы покуситься на жизнь таких красивых, дружелюбных и симпатичных животных?

Все же на душе было неспокойно.

Вечерами мы обычно не ходили к морю: когда солнце склонялось к горизонту и тени становились более темными, ненароком можно было наступить среди камней на какую-нибудь тварь из местного зоологического населения. Тем не менее, после ухода рыбацкого корабля я направился к пляжу и в сгущающихся сумер­ках попытался отыскать среди ряби волн черные полумесяцы плавников. Иногда я был почти уверен, что вижу их, но тут же убеждался, что это обман зрения. Наблюдению мешала уйма чаек, слетевшаяся на место стоянки сейнера. Очевидно, перед уходом из камбуза выбросили разные отходы.

Проходив безрезультатно по берегу до полной темноты, я вернулся домой.

На другой день ветер изменил направление, и наш пляж обдавала приличная волна. Подойдя утром к краю обрыва, мы увидели дельфиний плавник совсем недалеко от берега. Второго дельфина не было. Да и этот вел себя странно: подолгу стоял на поверхности и держался очень близко от скал. Прежде животные никогда этого не делали. Спустившись к небольшой бухточке, против которой находился дельфин, мы увидели неподвижное тело второго, лежащее на прибрежной гальке. Дельфин был мертв. Было похоже, что, умирая, он пытался выброситься на берег, но, возможно, его просто вынесло волной. Однако в пользу первого предложения говорило то, что животное лежало головой к берегу и самая сильная волна докатывалась только до середины его туловища, бессильная даже пошевелить массивное тело. Вчетвером мы с трудом повернули дельфина на бок. Между головой и спинным плавником, чуть выше середины туловища, виднелось едва заметное, без следов крови, пулевое отверстие.

Трудно передать чувство, охватившее нас. Если бы злополучный сейнер еще стоял перед островом, мы, без сомнения, взяли бы его на абордаж и... Впрочем, я опускаю комментарии о возможных последствиях. Даже сдержанный человек в подобных обстоятельствах способен наделать много глупостей и, наверняка, если бы мы добрались в этот момент до стрелявшего, он надолго потерял бы охоту брать в руки ружье.

Трудно описать поток крепких выражений, последовавший за этим, хотя должен заметить, что ранее подобных способностей к «изящной словесности» у моих товарищей не отмечалось. Впрочем, и я не отставал, стараясь незаметно, между словами, проглотить какой-то комок, застрявший в горле.

Похоронить дельфина мы решили в море - его родной стихии. Когда тело столкнули на глубину, оно начало тонуть, пришлось подвязать к нему надувную подушку.

Траурный эскорт состоял из всей нашей группы. Невдалеке плыл осиротевший дельфин, по-прежнему державшийся на поверхности, не ныряя. Возможно, он был ранен. Близко к нам животное не подходило. Под водой беспрестанно раздавались его свисты и щелчки. Я обратил внимание товарищей на эти звуки, и все с интересом вслушивались в них: они впервые слышали голос дельфина.

С трудом отбуксировав тело метров на сто от берега, мы отвязали подушку, и мой первый морской знакомый медленно ушел на глубину. Погружался он неестественно, белым животом вверх, но когда его тело было уже на пределе видимости, мне показалось, что он перевернулся и, взмахнув хвостом, исчез в си­ней пучине. Это была, конечно, только иллюзия, порожденная колебаниями в воде солнечных лучей и нежеланием расставаться с другом, так недавно приобретенным и так быстро, по нашей же, людской жестокости потерянным. А в том, что он если и не был другом, то мог бы стать им, теперь уже, кажется, не сомневались и мои ранее скептически настроенные товарищи.

На следующий день оставшийся дельфин продолжал плавать в том же районе, где мы похоронили его товарища. Подплывать к нему я не решился: кто знал, что сейчас на уме у этого животного? Может быть, он захочет свести счеты по принципу «око за око» - правилу, выдуманному и применяемому, правда, чаще всего нами, людьми.

Одинокий дельфин исчез только через два дня. Кто знает, уплыл ли он, отчаявшись встретиться с пропавшим другом, или, возможно, раненый и истощенный, сам последовал за ним.

Работы наши были в основном закончены. На следующий день пришел катер, и мы распрощались с островом.

Прошло довольно много лет, пока мне снова, на этот раз уже более основательно, довелось познакомиться с соплеменниками моих неожиданных друзей.